Я не знаю, какое везение надо иметь, чтобы не прогореть, чтобы получать прибыль. И оставаться при этом честным, как ты.
— Это не твоя забота. Поехали, Кать. Ты мне нужна.
— Но почему ты хочешь в Москву? — пожала плечами она.
— Хочу увезти тебя отсюда, — признался Юнин. — Хочу, чтобы ты поскорее забыла его.
— Нет, Славик, — задумчиво проговорила Катя. — Я никогда не смогу забыть его. И никуда с тобой не поеду…
Проговорили они часа три. Юнин весь взмок, убеждая ее. Мать притихла на кухне и к чаю их не звала. Понимала, что решается судьба дочери.
По тому, как долго и напряженно они говорили, мать поняла, что Катерина колеблется, и возможно…
Катя ответила «нет».
Юнин в подъезде, уже с потухшими глазами, сказал ей в общем-то банальные слова: «Желаю тебе, Катька, чтобы он любил тебя так, как люблю я».
Взял за руку и поцеловал. Руку поцеловал, как в романах. И его пронзительный синий взгляд так и остался в ее памяти — снизу вверх, когда он поднял лицо от ее руки.
Потом она не видела Славку несколько лет. До нее дошли слухи, что он улетел в Америку.
Уже тогда, при прощании, когда он сказал ей эти слова, и, уж конечно, много позже Катя понимала, что никогда Витька Пашкин не будет любить ее так, как Юнин…
Автобус въехал в город. Катя поднялась и стала пробираться к выходу.
Глава 4
Наташа Орефьева, медсестра родильного отделения областной больницы, жестоко страдала от токсикоза и жары. Она вынашивала своего первенца уже шестой месяц и не могла дождаться декретного отпуска. Ей становилось плохо на работе так часто, что за время беременности она уже успела полежать в родной больнице на сохранении целых три раза. Потом заведующая сжалилась над ней и перевела работать в архив — до декретного А завархивом быстренько слиняла в отпуск. Работа Наташе понравилась: здесь, в подвале, было прохладно, тихо. К ней почти никто не заглядывал, разве что доктор Студенцов — он писал диссертацию. Сиди себе, журнальчики почитывай. Сегодня Наташа взяла с собой вязанье и с удовольствием вывязывала крючком узор на детской пинетке. Когда пришла посетительница, Наташа сначала даже почувствовала некоторую досаду на то, что ее отвлекли от столь приятного занятия. Посетительница была молодая, чуть постарше Наташи, с улыбчивыми серыми глазами. Медсестра с завистью оглядела стройную фигуру вошедшей. Когда теперь она, Наташа, сможет надеть шелковые летние брючки и пройти вот так же легко и стремительно? Живот иногда кажется просто огромным и неправдоподобно тяжелым…
— Здравствуйте, — улыбнулась посетительница. — Меня к вам направили. Там, наверху, никого нет из врачей. Кто на родах, кто на конференции…
— А я и не врач вовсе, — призналась Наташа, — я медсестра и тут работаю временно.
— Это не важно. Все равно вы можете мне помочь. — Посетительница достала из сумочки сигареты. Заметила Наташин живот и спрятала сигареты назад.
— У нас нельзя курить, — объяснила Наташа, — и не потому, что я беременная, а потому, что бумаги.
Посетительница кивнула и улыбнулась:
— А я во время беременности табачный дым не переносила.
— Правда? — Наташа оживилась и отложила вязанье. — А я запах духов не переношу. Абсолютно. Все духи из дома выкинула. А сколько вашему ребеночку?
Посетительница опустила глаза, а когда подняла их на Наташу, они уже были другие — темные, как пасмурное небо, и невеселые.
— Сейчас было бы три года. Он умер сразу после родов, я и не видела его никогда.
— Ox! — Наташа опустилась в свое кресло. — Простите, я не хотела…
Посетительница улыбнулась:
— Меня Катей зовут. А вас?
— Наташа.
— Я, собственно, и приехала сюда поэтому. Я здесь рожала три года назад, в апреле.
Наташа с интересом слушала женщину, но никак не могла понять, чего же та хочет.
Катя поняла ее вопрос по глазам и продолжала:
— Понимаете, роды были трудными, я потом в реанимации лежала долго. И ребенка мне не показывали, естественно. А когда я в себя пришла, узнала, что он умер. Я скоро в Америку уезжаю. Совсем. И… не знаю, поймете ли вы… — Катя хрустнула пальцами, взяла в руки недовязанную пинетку. — Мне хотелось бы на могилке побывать. Проститься. Ведь должно же быть место, где хоронят таких детей?
Наташины глаза наполнились слезами. Последнее время она стала такой чувствительной… Она полезла в сумочку за носовым платком.
— Ну вот, я вас расстроила, — огорчилась Катя. — Вы не должны это относить к себе. У вас все обязательно будет хорошо. Просто у нас в городе экология плохая. Химический завод и все такое. Врач сказал, что таких случаев сколько угодно именно из-за экологии. Я же к вам рожать из другой области приехала.
Наташа виновато шмыгнула носом.
— Я теперь по поводу и без повода реву. Если в фильме что-то про детей показывают, обревусь. Это пройдет?
— Наверное, — Катя пожала плечами, — фильмы я спокойно смотрю. А вот сны… Последнее время мне мой ребенок сниться стал. Почти каждую ночь. Я думаю, может, это оттого, что я не похоронила его как следует, не простилась?
— Может быть, — задумчиво произнесла Наташа. — Только я, честно, не знаю, как тебе помочь. И как младенцев новорожденных хоронят — не знаю. Я ведь колледж окончила полтора года назад, работаю недавно.
На лице посетительницы отразилось такое огорчение, что Наташе стало неудобно за собственную некомпетентность. Она добросовестно задумалась.
— Может, мне врачей стоит дождаться? — предположила Катя. — Они-то должны знать такие вещи…
— Как же, дождешься от них! — Наташа рукой махнула. — От них одно услышишь: «Информация конфиденциальна».
— Что же делать… — скорее себе, чем собеседнице, пробормотала Катя.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13