но черты его слишком правильны и симметричны, чтобы быть совершенно человеческими: одна половина этой маски является зеркальным отражением другой ее половины, чересчур совершенным, сверхъестественным. Кроме того, он носит парик, фальшивые волосы, перевязанные на затылке лентой, какие можно видеть на старинных портретах. Строгий широкий галстук, заколотый жемчужной булавкой, прячет его шею. А бежевые лайковые перчатки, казалось, с трудом прикрывают огромные и нескладные руки.
Он похож на балаганную куклу, сделанную из папье-маше, с волосами из пакли; и однако в картах он обладает дьявольской ловкостью.
Когда он склоняется над своими картами, его голос из-под маски разносится далеким эхом, к тому же в разговоре он так ужасно заикается, что только понимающий его лакей может перевести эту речь, словно хозяин — всего лишь неуклюжая кукла, а лакей — чревовещатель.
Фитиль упал в растопленный воск, свечи оплыли. К этому времени моя роза уже растеряла все свои лепестки, а отец тоже растерял всё до последнего.
— Всё, кроме девушки.
Азартные игры — это болезнь. Отец сказал, что любит меня, и тем не менее поставил свою дочь на карту. Он развернул их веером; в зеркале я увидела загоревшуюся в его глазах безумную надежду. Ворот его рубашки был расстегнут, волосы — всклокочены и стояли дыбом, у него был страдальческий вид человека, опустившегося до последней ступени разврата. От старых стен веяло резкими сквозняками, мне было так холодно, как никогда не бывало даже в России самой холодной русской ночью.
Дама, король, туз. Я видела их в зеркале. О, я знала: он был уверен, что не может меня проиграть; кроме того, вместе со мной он отыграл бы все, что до этого потерял: одним махом вернул бы все растраченные семейные богатства. К тому же, почему бы не выиграть в придачу и загородный фамильный палаццо Тигра, и его огромные доходы, и его земли по берегам реки, и его ренты, и сундуки с сокровищами, и полотна Мантеньи, Джулио Романо, солонки работы Бенвенуто Челлини, титулы… сам город.
Не думайте, что отец оценил меня меньше, чем в королевское состояние; но стоила я для него не больше, чем это королевское состояние.
В гостиной стоял адский холод. И мне — уроженке сурового севера — показалось, что на карту поставлена не моя плоть, а душа моего отца.
Мой отец, конечно же, верил в чудеса; а какой азартный игрок в них не верит? Разве не в погоне за таким чудом приехали мы сюда из страны медведей и звездопадов?
И мы балансировали на грани.
Тигр зевнул и выложил три оставшихся туза.
Равнодушные слуги неслышно, словно на колесах, проскользнули в комнату и одну за другой погасили свечи. При взгляде на слуг казалось, будто ровным счетом ничего не произошло. Они слегка недовольно зевали: ночь была на исходе. Мы не дали им спать. Слуга Тигра принес его плащ. Посреди всех этих приготовлений к отъезду мой отец сидел за столом, недвижно глядя на разложенные перед ним предательские карты.
Слуга Тигра твердо сообщил мне, что лакей заедет за мной и моими вещами завтра в десять, дабы препроводить меня в палаццо Тигра. Capisco? Я была настолько поражена, что едва ли мне было вполне capisco; он терпеливо повторил мне приказ. Это был странный, худой, юркий человечек, который шагал, неровно подпрыгивая на косолапых ногах, обутых в смешные остроносые туфли.
Если раньше лицо отца было огненно-красным, то теперь он стал бледен как снег, залепивший оконное стекло. В глазах его стояли слезы: еще немного, и он расплачется.
— «Как дикарь», — сказал он; ему всегда нравились красивые слова. — «Который поднял собственной рукою И выбросил жемчужину, ценней, Чем край его…» Я потерял мою жемчужину, мою бесценную жемчужину.
При этих словах Тигр издал вдруг ужасный рев — что-то среднее между ворчанием и рыком; свечи всколыхнулись. Расторопный слуга со строгим лицемерием, не моргнув глазом, перевел: «Мой хозяин говорит: если вы так беззаботно относитесь к своим сокровищам, будьте готовы расстаться с ними».
Когда они уходили, слуга одарил нас поклоном и улыбкой, которыми не мог нас наградить его хозяин.
Я смотрела на падающий снег, пока перед самым рассветом он не перестал; установились крепкие морозы, и следующее утро было ослепительным, как сверкающий клинок.
Элегантная, хотя и несколько старомодная карета Тигра была черной, как катафалк, с запряженным в нее лихим вороным мерином, который выпускал пар из ноздрей и переминался на утоптанном снегу с такой живой горячностью, что у меня проснулась надежда на то, что еще не весь мир, подобно мне, закован в лед. Я всегда немного склонялась во мнении в пользу Гулливера, который считал, что лошади лучше, чем мы, люди, и в тот день, представься мне такая возможность, я была бы рада отправиться с ним в страну гуигнгнмов.
Лакей восседал на козлах в изящной, расшитой золотом черной ливрее, сжимая в руке — вот неожиданность! — букет проклятых хозяйских белых роз, как будто подаренные цветы могли примирить женщину с любым унижением. С невероятной легкостью он спрыгнул на землю и церемонно передал их в мою неохотно протянутую руку. Распустивший нюни отец просит у меня розу в знак того, что я простила его. Ломая стебель, я укалываю палец, и отец получает от меня розу, испачканную в крови.
С до странности нескрываемым подобострастием лакей присел на корточки, чтобы подоткнуть под меня покрывало, настолько забыв при этом приличия, что озабоченно почесал своим неимоверно гибким указательным пальцем голову под напудренным париком, наградив меня при этом, как говаривала моя старая няня, «насмешливым взглядом», в котором сквозила ирония, лукавство и капелька презрения.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58