если бы плохо обученные и малосведущие английские сопрано — миссис Анастасия Робинсон и миссис Энн Тернер Робинсон — были заменены лучшими голосами из Италии?
Лорд У***, к примеру, на своей вилле в Ричмонде, размышлял над этим вопросом с неподдельным азартом. Эта особая заинтересованность диктовалась отнюдь не сугубо музыкальными соображениями: лорд в жизни не посетил, по существу, ни одного оперного спектакля. Тем не менее он оказался в числе главнейших акционеров академии, подписавшись на сумму, которая вшестеро превышала требуемую, и широким жестом выложил на осуществление проекта, едва лишь затеянного, тысячу двести фунтов. Риск, по уверениям лорда, был вполне оправдан, хотя еще до поднятия занавеса на премьере «Radamisto» в апреле сам он поспешил отбыть в Италию с целью обеспечить гарантии сделанного им капиталовложения. Отправился туда и другой столь же щедрый подписчик — граф Берлингтон, вернувшийся из Рима с великим композитором Бонончини. Еще один певец — кастрат Сенезино должен был прибыть к осени, как раз перед началом нового сезона. С подобным подкреплением затеянное предприятие никоим образом не могло потерпеть крах. Как только Тристано и Сенезино раскроют рты и запоют одну из арий мистера Генделя столь высокими голосами, каких на английской сцене еще не слыхивали, «вот тогда, — предсказывал лорд У*** на каждой вилле, куда его приглашали, — вот тогда акции нашей оперы поднимутся в цене с восьмидесяти — их стоимость при первой прозвучавшей ноте — до сотни при заключительной!».
Кстати, об акциях: в то лето они стали еще одной всеобщей манией. Все разговоры вертелись только вокруг оперы и акций, а ближе к концу июля акции переместились в центр внимания. Подписным листам, акционерным обществам, проектам, всевозможным предприятиям — уставным и неуставным, солидным и ненадежным, вербующим людей практических и безрассудных — был потерян счет: Лондон безумствовал, помешавшись на одной идее. Первенствовал среди этих одержимых лорд У***. Он щедро покровительствовал не только академии, но внес также не менее громадные суммы для поддержки не столь знаменитых проектов: на сигнализацию при взломе; на механическое ружье с барабаном; на колесницу с защитой от мушкетных пуль; на изобретение вечного двигателя; на устройства для опреснения воды и отвердевания ртути; а вдобавок еще на одно — для извлечения серебра из свинца. Лорд нимало не был обескуражен, когда в шахтах Австралии (Terra Australis ), которые он, не скупясь, финансировал ввиду чрезвычайной выгодности проекта, не нашлось ни крупицы золота, за исключением мешков с гинеями, неосмотрительно переданных им биржевому маклеру в кофейне Джонатана. Лорда не лишил присутствия духа и безнадежно рухнувший план переселения бедняков из английских церковных приходов на берега реки Святого Лаврентия близ Монреаля: ярый поборник этого плана под покровом ночи внезапно запер контору и бесследно исчез в тех самых отдаленных краях. Тогда наступила пора оптимизма — и лорд встречал каждую неудачу с той же веселостью, какая не изменяла ему за игорными столами Парижа и Лиона. Кроме того, лорд не располагал временем для того, чтобы задуматься над очередной денежной потерей, поскольку легко поддавался новому вымогательству: очередной маклер увлекал его свежим замыслом — разведением шелковичных червей в Челси-Парке или выработкой селитры из нечистот, собранных по свалкам и по нужникам таверн.
Однако другие проекты того лета, подобно академии, имели более основательное происхождение и цели преследовали более обнадеживающие. На спектакле «Radamisto» (лорд У*** все еще, к несчастью для него, находился тогда в Венеции) король высочайше одобрил парламентский билль о самом грандиозном из финансовых предприятий — о ликвидации национального долга через посредство Компании Южных морей. Вне сомнения, вы наслышаны об этом проекте, который наши журналисты именуют «Компанией Южноморских пузырей»? Компания была учреждена десятилетием раньше в целях поощрения торговли с испанскими колониями в Южной Америке. Ее владельцы намеревались выкупить государственный долг, непомерно раздутый вследствие войн герцога Мальборо с Францией и Испанией, в обмен на привилегию монопольной торговли с Южной Америкой. Эти колонии были желаннейшим призом для английских Негоциантов: путь туда был гораздо короче, чем в Индию, и потому риск кораблекрушения существенно уменьшался. Однако на протяжении долгих лет испанские короли накладывали запрет на иностранную торговлю с ними. Теперь в Англию потекут грузы с красителями, кампешевым деревом, кошенилью. Важнейшие товары, в особенности кошениль — алая краска из высушенных насекомых, которые питаются кактусами: она широко употреблялась для окрашивания шелка, камки и хлопка для платьев и драпировок; иными словами, вещь совершенно необходимая фешенебельному обществу для устройства балов, ассамблей, а также для постановки опер.
В обмен колонии получат — что же? Ну, конечно, рабов-негров. Испания обладала одной-единственной торговой концессией, которой усиленно добивалась: это асьенто — право ввозить невольников в Испанскую Америку по договоренности с частными лицами. Поскольку римский папа избавил народы своих доминионов от унизительного рабского статуса, колонии остро нуждались в притоке африканских невольников, не подлежавших такому освобождению. Согласно Утрехтскому миру, заключенному в 1713 году, наша держава получила привилегию вводить свои корабли в порты Буэнос-Айреса, Каракаса, Картахены, Панамы, Порто-Белло, Гаваны — всюду, где они требовались, и снабжать земли испанского монарха пятью тысячами негров ежегодно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170