ТОП авторов и книг ИСКАТЬ КНИГУ В БИБЛИОТЕКЕ
Оба они скрылись в направлении казино.
— Будьте же благоразумны, мой дорогой, — обратился капитан Федерс к капитану Ратсхельму. — Идите домой, успокойтесь.
— Я исполню свой долг, — строго проговорил Ратсхельм.
Когда солдаты унесли труп, Ратсхельм почти торжественно вышел во двор.
— Ну, Крафт, не промочили ли вы ноги? — озабоченно спросил Федерс.
— Ну, есть и люди!
— И ради этих людей мы ведем эту войну.
— Умираем! — добавил Крафт. — Но это еще что! Гораздо труднее честно жить, чем честно умереть. А умереть бесчестно — это подлость по отношению к тем, кто остался жить.
— Такие парни обычно горланят «Германия, проснись!», — сказал Федерс. — Но постепенно мне стало ясно, что им нужно было петь на самом деле «Германия подыхает!». Но как объяснить это нашим бравым офицерам? Когда человек слышит высокопарные слова, его разум автоматически туманится. Вы это понимаете, Крафт?
— Меня нужно убить, Федерс, иначе я не умру!
— Какими же скромными мы стали! — Федерс устало улыбнулся, похлопал своей рукой руку друга и с печальным видом удалился.
Время до обеда прошло без особых происшествий. Обер-лейтенант Крафт вывел свое учебное отделение в поле, где у него были запланированы очередные занятия на тему: «Разведка боем и захват укрепленной позиции противника».
Все отделение отнеслось к занятию с должной серьезностью, но как-то бесцветно, без ободряющих речей, без шуток и каких-либо комических случаев. Неожиданно всеобщее настроение стало таким, как и у других фенрихов. О Хохбауэре никто не вспоминал: он был мертв, а говорить о его смерти никому не хотелось.
В то утро Крафт предоставил своим фенрихам больше свободы, чем обычно. Он не командовал ими, не контролировал, он лишь смотрел, как на перекурах они сбивались в большую, чем обычно, группу вокруг Редница: овечки, оставшись одни, искали себе нового вожака. И Редниц взял на себя эту роль довольно удачно.
Прежде чем вести фенрихов обратно в казарму, Крафт подозвал к себе Редница и сказал:
— Скажите, Редниц, зачем вам понадобилось утверждать, что Хохбауэр перед смертью не оставил прощального письма?
— Потому что я проверил это, господин обер-лейтенант, — откровенно признался фенрих. — И сразу же после катастрофы. Я сразу подумал об этом, так как Хохбауэр всегда любил писать письма.
— И вы утверждаете, Редниц, что ничего не нашли?
— Так точно, господин обер-лейтенант. Так оно и было.
Крафт посмотрел фенриху в глаза, и тот улыбнулся ему сердечной и доброй улыбкой, отчего Крафта сразу же охватило такое чувство, что все случившееся само собой разумеется. И произошло оно не напрасно!
— Докладывайте, — сказал генерал Крафту, едва тот успел войти в кабинет. — Я только что вернулся из Вюрцбурга и хочу знать, что тут произошло.
Оба стояли друг против друга. Крафт докладывал, а генерал молча слушал его. А когда обер-лейтенант закончил свой доклад, генерал-майор Модерзон сказал:
— Давайте сядем, Крафт.
Голос генерала прозвучал необычно тихо, почти робко.
— Крафт, — первым заговорил генерал, когда оба уселись, — я ожидал от вас не такого результата.
— Но это все-таки результат, — сказал Крафт.
— Нет, — решительно произнес генерал. — Я намеревался передать его в руки правосудия, а вы толкнули его на самоубийство. Это не искупление. Это увертка, бегство, обман.
— Господин генерал, — начал обер-лейтенант Крафт с чувством собственного достоинства, без всякого верноподданничества, — фенрих Хохбауэр признался мне с глазу на глаз, что он взорвал лейтенанта Баркова, однако доказать это было невозможно.
— Нам вполне хватило бы и этого признания, Крафт, если бы не появились другие возможности, чтобы арестовать его.
— Само признание, господин генерал, отнюдь не является обвинением, тем более если оно сделано, так сказать, в личном плане, господин генерал, без свидетелей и без записи в соответствующий протокол. Если же одно свидетельское показание противоречит другому показанию, тогда важную роль играют сами свидетели. А что стоит какой-то обер-лейтенант простого происхождения, выступающий против фенриха, отец которого является ярым приверженцем национал-социализма и комендантом СС в Орденсбурге?
— Всего этого не следует перечислять, — твердо сказал генерал. — Мы ведь солдаты, а не кто-нибудь.
— Вот именно, господин генерал! В наше время солдатское общество уже далеко не то, каким оно было в период расцвета Пруссии, или, по крайней мере, не то, каким оно должно быть. Солдат как гарант чистоты и порядка, права и свободы сегодня существует только в сказке. А люди, подобные Хохбауэру, делают это сверхчетко. Солдат на службе определенной идеологии — вот что из него стало, и это называется солдатским духом. Сегодня нужно быть или нацистом или же антинацистом, а третьей возможности вовсе не существует.
Генерал долго молчал. В глазах его жила печаль. Печаль без боли, рожденная знанием и признанием. И Крафт был готов выслушать нотацию генерала в том холодном и деловом тоне, обычно свойственном генералу. Однако никакой нотации или выговора не последовало.
— Дальше! — только и услышал Крафт.
— Если я, господин генерал, встречаюсь с превосходящим меня или более сильным противником, который думает и действует иначе, чем я, который пришел совсем из другого мира и с которым у меня нет ничего общего, кроме языка, тогда я должен попытаться победить этого противника его же собственными способами. Другого выбора у меня нет.
— И вы думаете, Крафт, что успех одержали вы?
— Я переоценил этих людей. Они оказались неустойчивее, чем я предполагал.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227
— Будьте же благоразумны, мой дорогой, — обратился капитан Федерс к капитану Ратсхельму. — Идите домой, успокойтесь.
— Я исполню свой долг, — строго проговорил Ратсхельм.
Когда солдаты унесли труп, Ратсхельм почти торжественно вышел во двор.
— Ну, Крафт, не промочили ли вы ноги? — озабоченно спросил Федерс.
— Ну, есть и люди!
— И ради этих людей мы ведем эту войну.
— Умираем! — добавил Крафт. — Но это еще что! Гораздо труднее честно жить, чем честно умереть. А умереть бесчестно — это подлость по отношению к тем, кто остался жить.
— Такие парни обычно горланят «Германия, проснись!», — сказал Федерс. — Но постепенно мне стало ясно, что им нужно было петь на самом деле «Германия подыхает!». Но как объяснить это нашим бравым офицерам? Когда человек слышит высокопарные слова, его разум автоматически туманится. Вы это понимаете, Крафт?
— Меня нужно убить, Федерс, иначе я не умру!
— Какими же скромными мы стали! — Федерс устало улыбнулся, похлопал своей рукой руку друга и с печальным видом удалился.
Время до обеда прошло без особых происшествий. Обер-лейтенант Крафт вывел свое учебное отделение в поле, где у него были запланированы очередные занятия на тему: «Разведка боем и захват укрепленной позиции противника».
Все отделение отнеслось к занятию с должной серьезностью, но как-то бесцветно, без ободряющих речей, без шуток и каких-либо комических случаев. Неожиданно всеобщее настроение стало таким, как и у других фенрихов. О Хохбауэре никто не вспоминал: он был мертв, а говорить о его смерти никому не хотелось.
В то утро Крафт предоставил своим фенрихам больше свободы, чем обычно. Он не командовал ими, не контролировал, он лишь смотрел, как на перекурах они сбивались в большую, чем обычно, группу вокруг Редница: овечки, оставшись одни, искали себе нового вожака. И Редниц взял на себя эту роль довольно удачно.
Прежде чем вести фенрихов обратно в казарму, Крафт подозвал к себе Редница и сказал:
— Скажите, Редниц, зачем вам понадобилось утверждать, что Хохбауэр перед смертью не оставил прощального письма?
— Потому что я проверил это, господин обер-лейтенант, — откровенно признался фенрих. — И сразу же после катастрофы. Я сразу подумал об этом, так как Хохбауэр всегда любил писать письма.
— И вы утверждаете, Редниц, что ничего не нашли?
— Так точно, господин обер-лейтенант. Так оно и было.
Крафт посмотрел фенриху в глаза, и тот улыбнулся ему сердечной и доброй улыбкой, отчего Крафта сразу же охватило такое чувство, что все случившееся само собой разумеется. И произошло оно не напрасно!
— Докладывайте, — сказал генерал Крафту, едва тот успел войти в кабинет. — Я только что вернулся из Вюрцбурга и хочу знать, что тут произошло.
Оба стояли друг против друга. Крафт докладывал, а генерал молча слушал его. А когда обер-лейтенант закончил свой доклад, генерал-майор Модерзон сказал:
— Давайте сядем, Крафт.
Голос генерала прозвучал необычно тихо, почти робко.
— Крафт, — первым заговорил генерал, когда оба уселись, — я ожидал от вас не такого результата.
— Но это все-таки результат, — сказал Крафт.
— Нет, — решительно произнес генерал. — Я намеревался передать его в руки правосудия, а вы толкнули его на самоубийство. Это не искупление. Это увертка, бегство, обман.
— Господин генерал, — начал обер-лейтенант Крафт с чувством собственного достоинства, без всякого верноподданничества, — фенрих Хохбауэр признался мне с глазу на глаз, что он взорвал лейтенанта Баркова, однако доказать это было невозможно.
— Нам вполне хватило бы и этого признания, Крафт, если бы не появились другие возможности, чтобы арестовать его.
— Само признание, господин генерал, отнюдь не является обвинением, тем более если оно сделано, так сказать, в личном плане, господин генерал, без свидетелей и без записи в соответствующий протокол. Если же одно свидетельское показание противоречит другому показанию, тогда важную роль играют сами свидетели. А что стоит какой-то обер-лейтенант простого происхождения, выступающий против фенриха, отец которого является ярым приверженцем национал-социализма и комендантом СС в Орденсбурге?
— Всего этого не следует перечислять, — твердо сказал генерал. — Мы ведь солдаты, а не кто-нибудь.
— Вот именно, господин генерал! В наше время солдатское общество уже далеко не то, каким оно было в период расцвета Пруссии, или, по крайней мере, не то, каким оно должно быть. Солдат как гарант чистоты и порядка, права и свободы сегодня существует только в сказке. А люди, подобные Хохбауэру, делают это сверхчетко. Солдат на службе определенной идеологии — вот что из него стало, и это называется солдатским духом. Сегодня нужно быть или нацистом или же антинацистом, а третьей возможности вовсе не существует.
Генерал долго молчал. В глазах его жила печаль. Печаль без боли, рожденная знанием и признанием. И Крафт был готов выслушать нотацию генерала в том холодном и деловом тоне, обычно свойственном генералу. Однако никакой нотации или выговора не последовало.
— Дальше! — только и услышал Крафт.
— Если я, господин генерал, встречаюсь с превосходящим меня или более сильным противником, который думает и действует иначе, чем я, который пришел совсем из другого мира и с которым у меня нет ничего общего, кроме языка, тогда я должен попытаться победить этого противника его же собственными способами. Другого выбора у меня нет.
— И вы думаете, Крафт, что успех одержали вы?
— Я переоценил этих людей. Они оказались неустойчивее, чем я предполагал.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227