Правда, вопреки моде располагался дом в безнадежно непрестижном месте. Не на Финском заливе и даже не в одном из дорогих, но считающихся более демократичными коттеджных поселков в Приозерском направлении, а в семидесяти километрах от Питера, на берегу реки Оредеж. Дом стоял на самом краю поселка Сиверского. В той его части, что находилась вдалеке от всех дач и считалась всегда сугубо поселковой. И жили там только местные, даже дач не было.
– Существуют две концепции строительства. Вы должны выбрать, – важно объяснял Борису Владимировичу Очень Дорогой Архитектор.
Достаточно честный профессионально человек, он давно уже научился мириться с архитектурными причудами своих недавно разбогатевших клиентов. Строил Очень Дорогой Архитектор умно. Было известно, что в его домах никогда ничего не взрывалось, не прорывало водопровод, потолок не сползал на пол, отопление не отключалось при минус десяти, мгновенно, но зато уже до самой весны, а хозяева были лишены возможности навечно запереть себя в гараже при помощи дистанционного управления в собственных неумелых руках.
– Так вот, две концепции. Нам с вами необходимо либо вписаться в окружающий нас деревенский пейзаж и выстроить помещичью усадьбу... кстати, у вас здесь просто натуральный Шишкин. – Архитектор повел рукой в сторону реки, где радовала глаз пухленькая зеленая поляна, плотно покрытая толстенькой травкой.
Река Оредеж склочно бурлила и пенилась в узких берегах, словно щенок, яростно протискивающий свое толстое тельце сквозь щель в заборе. Но здесь, напротив будущего Бобиного дома, она была простодушной и невозмутимой, как летняя лужа. Заросший высокими соснами холм съезжал в реку крутым красно-песочным обрывом, в медной воде отражались сосны высотой до неба. Беспросветный пушистый ельник на берегу. Тишина.
«Здесь все настоящее, – подумал Очень Дорогой Архитектор, – и пахнет детством. Будто в десять лет, наполненный счастьем до краев, идешь после дождя копать червей для рыбалки».
– Елочное место тут у вас, пушистое, большое. Красота именно русская – такая, что сердце болит, – растроганно вздохнул Архитектор.
Боба серьезно кивнул.
Архитектор испытывал благодарное уважение к этому молодому еще мужчине за то, что тот нашел и оценил такую немодную, негламурную красоту.
– Необходимо вписаться в это идиллическое очарование либо придумать нечто особенное и нарочито выделиться из окружающего пейзажа...
Когда-то давно маленькая Бобина дочка выдала:
– Мой папа – человеко-мужчина.
Борис Владимирович породы человеко-мужчина, Боба, всего добившийся сам, не захотел «вписываться», а захотел «выделяться». И теперь его замок выстреливал из поселка, как большой палец в руке, сложенной в жесте «Во!».
Архитектор давно заметил, что деньги, большие деньги, помимо известного всем влияния на нравственный облик, сказываются еще кое на чем. Конечно, для каждого «большие деньги» – понятие сугубо личное. Это в общем-то деньги, которые сам человек считает большими... Так вот, эти «большие деньги» будто задвижку какую-то поворачивают в мозгу. И вступают в странное, прямо-таки химическое взаимодействие со всем, что у человека внутри содержится. Казалось бы, интеллигентный гражданин, книжки читает, слушает Малера... а в душе страстно хочет «чтобы богато». И просит сделать «красиво». Пусть блестит, золотится, искривляется шаловливым рококо. А сбоку чтобы резьба и зеркала – барокко. Чтобы гости ошеломленно сказали: «Ну, прямо музей!» Никогда не известно, какие детские комплексы вспенятся. Похоже, очень многие с детства мечтали жить в Эрмитаже.
Вот и этот молодой человек, судя по тому, какой дом он хочет, видимо, в нежные годы увлекался игрой в рыцарей... или рыцарскими романами зачитывался, рассудил Архитектор. Хотя такие, как он, наверное, и вовсе не читают, и в глазах у него доллары щелкают, щелк-щелк.
– Так что будем с вами вместе дом строить... А кстати, знаете, что произошло с известным «домом-пряником» на Московском проспекте?
Архитектору захотелось рассмешить собеседника, и он рассказал ему, как всякий вновь въезжающий в этот дом сносил стены и бодро переделывал добротную сталинскую квартиру во дворец спорта. Перекрытия не выдержали, и дом поплыл, скособочился, словно желая вывалить из себя своих обитателей.
– Это уж ваше дело, чтобы мой дом не рухнул, – опустив вежливый намек на улыбку, ответил Боба.
«Взгляд у этого молодого человека такой жесткий, будто две кнопки из глаз торчат... и сам словно в панцире», – расстраивался Архитектор по дороге домой. Недавний его клиент был мягким, суетливым, с кошачьими манерами. После общения с ним возникало ощущение, будто они вместе, урча, лакали из блюдца сметану. А новый заказчик... Архитектора неуютно поклевывала обида – будто его использовали. Сцарапали жесткими когтями все самое вкусное, а остальное выбросили за ненужностью. Да как он смеет демонстрировать такое истинное, без всяких прикрытий, безразличие! Этот Борис Владимирович! Не человек, а... калькулятор! В глазах доллары щелкают! «Правильно, – усмехнулся склонный к самоанализу Архитектор, – лучше пусть он будет нечеловеком, чем я – недостойной его внимания неживой природой!» Так и свербило – отказаться от заказа! Но упустить такую выгоду немыслимо. Значит, необходимо расслабиться. Может быть, еще получится наладить с этим роботом человеческие отношения?
«Человеческие отношения» наладить не удалось, но здание они вдвоем с Бобой построили. В том, что дом получился показательно «новорусским», не было вины Архитектора.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15