и разные старые балки и просто неошкуренные древесные стволы. Еловая, берёзовая, сосновая кора хрустела под ногами. Дровишки…
В брюхе домны ярко светились два отверстия, в которые поминутно кто-нибудь пролезал или заглядывал. Это были размонтированы две фурмы, круглые металлические люки которых стояли тут же, прислонённые к стене.
Обер-мастер Фёдор Иванов ругался насчет каких-то лопат, о которых — мудрецы, артисты! — никто не позаботился.
— Ну, что? — Павел подошёл к нему.
— Приступили! — с яростно-восторженным блеском в глазах сказал Иванов. — Теперь господи помоги, выноси, сивка-бурка!
— Задувать?
— Погоди, сперва полок соорудить. Оказывается, это, видите ли, мы. Мы — задерживаем! Тьфу!
— То есть как?
— А вот так. Селезнёв примчался: вы такие-сякие, из-за вас всё стоит, все вас ждут! Накричал, поднял, бросил клич. Что же, двинем, за полком дело не стало.
— А где Селезнёв? — спросил Павел, оглядываясь.
— Где? Клич бросил, пошёл спать!
Павел заглянул в отверстие. На уровне его внутри печи на протянутом проводе горела огромная ослепительная лампа. Такое впечатление, будто заглядываешь в цирк сквозь дыру где-то под куполом. Лампа освещала копошащиеся глубоко внизу фигурки людей с мётлами и совками, они подметали пол, Подняв несусветную пыль, которая клубами достигала до самой лампы. И поскольку пол, или, вернее, под, печи был абсолютно круглый, он действительно очень походил на цирковую арену, которую готовят к представлению.
Рядом с Павлом протиснулся пожилой замухрышистый дяденька в коробящемся брезентовом костюме с широким поясом, похоже, пожарник. С любопытством поглядел вниз, почесал затылок:
— Ох, здорова-а… тётушка Домна Ивановна!
Тут они оба вздрогнули и попятились. В отверстии прямо перед их носом выросла улыбающаяся потная рожа в ушанке. Крепко хватаясь руками, парень, пыхтя, полез сквозь фурму, спрыгнул, отряхнулся:
— Ну, Фёдор, лестницу арапы сколотили: в рай по такой лезть, упадёшь, костей не соберёшь. Принесли лопаты?
— Интересно, — задумчиво спросил пожарник, не обращаясь ни к кому конкретно, — а печь когда-нибудь чистят?
— Вот те раз! — весело-деловито сказал парень. — Пожарник, а такие вещи спрашиваешь. А как же! Каждую зиму. Видал, как бабы в деревне на рождество чистят? И тут точно так.
— Ну! — недоверчиво сказал пожарник. — Это ж надо становить…
— Ну? И становят, студят, и горновые метелками её, вениками — только сажа столбом!
— Ох, мастера заливать!…— пробормотал пожарник, отходя и неодобрительно крутя головой.
— Николай Зотов! Хватит травить! — прикрикнул Иванов. — Жми сам за лопатами, быстро!
Моментально у Павла всплыла в памяти надпись насчёт жены, которую Зотов водит в рестораны, а она гуляет с Ризо. Он ужаснулся, что не стёр её тогда же, немедленно, хотя стереть, пожалуй, было бы мудрено: химический карандаш глубоко въелся в краску, разве со всей краской содрать…
— Кто он, Зотов? — спросил он у Фёдора, который напряжённо размышлял над какой-то мятой замусоленной бумажкой.
— Зотов? — рассеянно сказал Фёдор, делая огрызком карандаша подсчёты. — Зотов — он старший горновой… мой лучший горновой… золото-человек… А, чёрт, мало!…
На бумажке у него был чертёжик чего-то похожего на крынку с макаронами.
— Слушай, — сказал Фёдор, — смотри на эту схему и слушай, я тебе объясню один раз, и чтоб ты больше ко мне не приставал. Я занят, у меня голова задурена, понял?
— Понял.
— Ухватывай с одного раза и ни у кого больше не спрашивай, а то эти артисты тебе такого наплетут, они мастера!… Домну, кстати, не чистят. Никогда. Разожгли — и на всю её жизнь.
— Ну, это-то я знаю…
— Сейчас идёт уборка. Вениками. Дальше под нужно засыпать чугунной стружкой. Лопатами. Дальше выстроить полок. Топорами.
— Механизация!
— А ты что думал? Смотри чертёж. Как начнётся загрузка, сверху полетит чёрт те что целыми вагонами — разнесёт и покалечит и лещадь, и лётку, и фурмы, словом, горн. Создаём защиты, буфер, вот стояки — это есть полок. Он примет на себя удар, заодно он же — дрова на растопку. Растопка обыкновенно… Печка как печка, только большая.
Тем временем Николай Зотов принёс охапку лопат и, покрикивая «берегись!», стал швырять их в дыру. Был он высокий, стройный, с иронично-улыбчивым, добродушным лицом. Есть такие лица, которые кажутся улыбающимися, даже когда они очень серьёзны.
— Спасибо, — сказал Павел. — Последняя просьба: возьми меня в свою смену покидать лопатой, согреться.
Фёдор удивленно, иронически осмотрел его с ног до головы, как бы раздумывая: что за баловство и стоит ли потакать?
— Бледный ты какой-то, как с перепоя.
— Замёрз, — соврал Павел.
— Ладно, полезай, — неохотно согласился Фёдор, смягчил шуткой: — Первая настоящая помощь от корреспондента. Постой, Пашка, псих, постой, надень вот это!
Он достал из какого-то железного сундука тужурку — сплошной пух лохмотьев, забрал пальто Павла, положил в сундук. Павел облачился.
— Ха-рош! — с удовлетворением сказал Фёдор, осмотрев его — Полезай, только держись крепко, шею не сверни! Отвечай потом за вас!
И сразу же отвернулся, побежал с криком:
— Тише, вы, артисты, базар развели, не туда, к шлаковой давай неси!
Хватаясь за каждую перекладину до побеления пальцев, Павел спустился по длинной шаткой лестнице на арену.
В глаза ему ударил едкий дым, сразу вызвавший слёзы, и. прогоняя их, щурясь, он не разглядел и сослепу спрыгнул прямо в кучу чего-то дымящегося, чёрного и горячего, как куча асфальта, и набрал этого добра сразу полные ботинки.
— А вот подмога, — сказал пожилой конопатый рабочий, протягивая Павлу лопату.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65