— Ага, здорово!— И вид такой зверский — вот это мужик!— По виду он, по-моему, настоящий кот.— Ничего подобного, с ума ты сошла! Такой шикарный мужчина.— А чего это он сидит и все время рукой за лоб держится?— Я-то откуда знаю.— Но он шикарный .— Ага!— Как ты думаешь, если бы с палачом, а?— О, пальчики оближешь, можешь не сомневаться.Снова зазвучала музыка, на этот раз томно, играл другой оркестр. Пары заскользили в блуждающем синем свете, тонкие руки свисали через плечи, глаза полусонно смежались.— Разве завтра что-нибудь такое ожидается?— Не знаю, но вообще-то у них полно людей, которых намечено прикончить. По мне, так пожалуйста.— Да, это совсем не вредно. Людей на свете предостаточно, причем настоящих, полноценных людей. Во всяком случае, жить остаются, как правило, лучшие, уж за этим-то, безусловно, следят.— Конечно.Пожилой господин с военной выправкой, жуя губами, прошел твердым пружинистым шагом мимо столика палача.— Отлично, что будет порядок, господин палач! Народ разболтался, пора, черт возьми, приструнить его!— Нет, да что ж это! Мы вам заказывали сухое, а вы приносите полусухое! Безобразие!— О, извините, пожалуйста…— Вот именно, больше вам нечего сказать. Ну и обслуживание! Да еще сидели ждали целую вечность.— Он уже и бутылку откупорил!— Нет уж, придется вам поменять. Мы не пьем ничего, кроме сухого.Раскормленная бюргерша шла вперевалку из дамского туалета; увидев палача, она всплеснула руками:— Нет, вы только поглядите! И палач здесь! Я обязательно должна сказать об этом Герберту!Она подошла и доверительно положила руку палачу на плечо.— Мой сын наверняка будет ужасно рад с вами познакомиться. Милый мальчик, он так обожает кровопролития.Она подняла голову и с материнской улыбкой огляделась, высматривая своих.Музыка звучала томно, ласкала гибкие, скользящие женские тела, чумазый малыш прошмыгнул в зал через двустворчатые двери и, обходя столы один за другим, распахивал свои жалкие лохмотья, показывая, что под ними он голый, пока официанты не схватили его и не выставили.— Напротив, сударь мой! Насилие является наивысшим проявлением не только физических, но и духовных сил человечества! Это факт, который благодаря нам стал наконец совершенно очевидным. А тех, кто думает иначе, мы будем переубеждать именно путем применения насилия, и уж тогда-то они, безусловно, в это поверят, или вы так не думаете?— Ну что вы, конечно, безусловно.— Да! Мы тоже на это надеемся.— Так вот. Мы выдвинем категорическое требование: все инакомыслящие должны подвергаться кастрации! Это диктуется элементарной необходимостью, если мы хотим закрепить победу своих идей! Не станете же вы требовать, чтобы мы позволили этой заразе распространиться на будущие поколения. Нет, сударь мой! Мы сознаем свою ответственность!— Да, разумеется.— Право же, милейший сударь, вы все еще — смешно сказать — находитесь в плену привычных представлений прошлого! Поймите, никакое иное мировоззрение, кроме нашего, никогда больше не будет существовать ! С этим покончено, понимаете, раз и навсегда!— Ах вот как, ага! Да, вот теперь я вас понял. Конечно! Да, разумеется!— Не правда ли, стоит лишь отказаться от привычного образа мыслей, как сразу начинаешь постигать этот наш совершенно новый взгляд на вещи. Только в самом начале чуточку трудновато. А в сущности, это же очень просто.— Да, конечно.— Вам не доводилось присутствовать при основательном избиении непокорных, каким мы пользуемся в нашей практике? Вот уж действительно самое воодушевляющее зрелище из всех, какие только могут быть, уверяю вас. Ощущение такое, будто ты участвуешь в воспитании человечества для новой, более высокой жизни, в его совершенствовании.— О да, я бы действительно с удовольствием на это посмотрел!— Бывали случаи, когда нам удавалось обращать стариков лет под восемьдесят, если только мы не жалели времени.— Просто невероятно. Особенно если вспомнить, как трудно вообще распространять истинные убеждения среди людей.— Да! Мы действительно добиваемся совершенно исключительных успехов, уверяю вас.— Но мы сознаем свою ответственность за все грядущие поколения, понимаете? Мы знаем, нельзя терять ни минуты! Будут люди думать правильно сейчас — значит, и потом никогда уже не будут думать неправильно. Мы не должны забывать, что живем в великое время! Время, которое имеет решающее значение для всего человечества и для дальнейшего развития жизни на земле.— Да, конечно.— И мы знаем, что мы за него в ответе.— Классы! Нет больше никаких классов! В этом-то и состоит величие и значительность происходящего! Есть лишь люди, которые думают, как мы, и известное число людей, которых посадили — именно с целью обучить их думать, как мы. И те из них, кто останется жить, безусловно, этому обучатся.— Вы сами видите, вот здесь, например, пьют шампанское или, как, пожалуй, большинство, просто» пиво и бюргеры, и рабочие, и более состоятельные люди — все вперемешку, все они равны. И все думают в точности одинаково — как мы! Все, кто не сидит, думают, как мы!— Угу.— Перед вами наконец-то великолепная, небывалая картина единого, сплоченного народа! К которому, кстати сказать, очень скоро примкнут и заблудшие, в этом нет никакого сомнения. Тех, кто будет упираться, мы приструнить сумеем! Народ, сплоченно стоящий вокруг своих тюрем и с упованием ожидающий, когда оттуда послышится крик еще одного из обращенных!— Это потрясающе! Какой высокий дух!— Да, такого еще не видывал мир! Это как общее молебствие, и многие стоят по стойке «смирно», дожидаясь стонов новообращенных, такое они испытывают почтение к сокрытым от их взора таинствам, свершающимся с их расой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15