Если бы мог снять с себя бремя своего предназначения, стать одним из них, таким, как они. Жить спокойно и безмятежно своими земными заботами, как все, день за днем, и вечерами приходить усталым от будничных дел, которые сделал как нужно, усталым от них, а не от веры, одной только веры…
Может быть, я сумел бы помогать столяру Лундгрену. Или, если бы это оказалось трудным, подметать двор.
И я бы стал таким, как они. И огонь не жег бы меня больше. И не терзало отчаяние.
Только Юхан, больше ничего… Они бы все знали, кто я, видели бы каждый день, что я занят своим делом. А, Юхан, это который подметает двор у столяра!..
О, зачем я избран спасти их, я, самый жалкий и слабый из всех! Я, который хотел бы только тишины и покоя, благодарный за то, что мне позволено жить на земле. Как пришелец, опустившийся на колени перед богатым столом, как едва заметный росток.
О господи, отец мой, если можно — пусть минует меня чаша сия!

Нет, нет. Мне нельзя сомневаться. Нельзя покинуть их.
Что же смущает мою душу? И толкает меня низвергнуть их в пропасть, во тьму, покинуть их?
Это ужасно! Неужели я не верю больше?
Нет, нет! Я верю, верю, как никогда раньше! Я спасу их. Я, только я должен спасти их!
Я иду и иду в ночи, иду не останавливаясь. По улицам, потом по дороге, далеко в лес и обратно… Дует ветер, несутся облака… Где я?.. Голова горит… Я так устал…
Нет, я верю. Я верю. Я спасу их, я буду принесен в жертву ради них. Скоро, скоро…
Но почему тогда я чувствую такую тоску? Разве можно Спасителю так тосковать и отчаиваться?
Нет, нет…
Я, кажется, снова в лесу. Слышится шум деревьев… Зачем брожу я здесь? Почему я не там, не с людьми, которые ждут и ждут…
Но ведь они меня не понимают.
А как им понять меня, который весь — отчаяние и тоска? Как им поверить мне, который бродит во тьме, не зная покоя?
Нет, не могу я спасти их! Не могу!
Да, их Спаситель в тоске и страхе. Он как птица, что кричит высоко в небе над их головами. Они слышат ее крик там, в поднебесье, но не знают, о чем она кричит им, потому что птица так высоко. И пока она, истекая кровью, замертво не упадет на землю, они не поймут. Только после этого они поймут, потом они смогут верить.
Распятый! Распятый!
Да, меня принесут в жертву.
Они освободятся ценой моей крови, моей бедной крови…
Скоро, скоро случится это…
Спите спокойно в ночной тиши — все цветы, все луга, все деревья, все люди на свете! Обрети покой, милая сердцу земля. Я освобожу тебя. Я ночью не сплю над тобой. Вся твоя тоска — моя. Ты не будешь страдать, не будешь. Ведь я отдам за тебя жизнь.
Как тихо в лесу… Я иду по опавшей листве… Моих шагов не слышно…
Много цветов и листьев гниет осенью, и под деревьями так мягко идти… Пахнет гнилью…
Колокол бьет в городе… Раз… Два…
О, я так устал, так устал… Мне нужно домой.
Я пойду и прилягу, я не могу больше. Они ведь ждут, удивляются, куда это я пропал.
Вот я, кажется, на дороге. Какая вязкая глина… Наверное, вчера шел дождь… А какой ветер!
Нет, колокола бьют и бьют. Воздух дрожит… Кажется, произошло что-то ужасное… Много колоколов, они звенят, они стонут, как в день Страшного суда. Что это? Нужно бежать.
Это пожар! Пожар! Бушует пламя, небо стало кроваво-красным. Это горит город! Это горит мир, все гибнет!
О боже, я должен спасти их. Я должен. Они ждут меня — он не идет, почему он не идет?
Но я бегу, я бегу! Я спасу вас! Только глина мешает, но я ведь бегу!
Горит земля, горит небо — целое море огня! Я должен спасти их, я должен спасти их!
Сердце, не бейся так сильно, не надо, сердце, родное мое, не надо! Ведь я не смогу бежать, а я должен спасти их! Ты же знаешь, я должен спасти их!
Сплошное море огня. И грохочет шторм. Пылающее небо обрушивается на землю и поджигает ее.
Я встречаю людей — все бегут туда же.
— Мир гибнет! — кричу я им.
— Э, — отвечают они, — это всего-навсего богадельня.
Да, всего-навсего богадельня. Все эти несчастные, алчущие и жаждущие, потому что они не в силах верить, — они в огне. Они гибнут! Только я могу их спасти.
Сердце, не бейся так, не делай мне больно, я скоро добегу, уже скоро, скоро…
Бьются языки пламени, дым застилает улицу, я чувствую жар…
И вот я у цели.
Начальник здесь, и много народу собралось.
— Я спасу их! Спасу! — кричу я.
— Там некого спасать! — кричат они, пытаясь меня задержать. Они не понимают. Я бросаюсь в огонь.
Дым душит меня. Нет, я не упаду, нет, их Спаситель не может упасть. Я проберусь — вот прихожая… коридор… комната…
Здесь пусто. Их нет. Они наверху.
Дым на лестнице душит меня, огонь слепит… Нет, я не упаду… Я спасу их… Всех… Всех…
Где они?
Я ощупью двигаюсь вперед, как во сне. Плотная стена дыма. Языки пламени. Очень трудно устоять на ногах.
Где они?
Старый Энук, который сам уже не ходит… И Антон — он хромой, и старуха Кристина — она ничего не понимает, совсем как ребенок, и Самуэльсон, и Манфред…
Я не вижу их — их нет…
Я ползу по полу — пламя ползет за мной… Кругом шумит… ревет… рушится… Где они?.. Тут нет ни столов, ни кроватей — ничего, пусто и холодно… будто никто не живет здесь и не жил… Где они? Здесь их нет… Здесь только я… только я…
Кругом горит, горит! Рушатся балки, бушует пламя… Я мечусь в огне… Где они? Где они? Все несчастные люди… Я не нашел их, их нет — только огонь, только пламя, только я, только я…

О мое сердце, это ты горишь? Может быть, это только ты? Я чувствую, как ты сжигаешь мое тело, мою грудь, скоро не останется ничего, кроме тебя! Сердце, поглоти все! Я хочу быть только тобою, только тобою, сердце, алчущее и жаждущее, только тобою, огонь, сжигающий меня!
Ничем другим… ничем другим… только тобою…
Нет, я не могу больше… не могу… это — конец… Да, я падаю… Падаю… Это конец…
О господи, прости, что я не нашел людей, которых должен был спасти!
1 2 3 4