Он немного полежал на спине, прикрыв глаза от солнца и от таких же слепяще цветастых обоев, украшающих стены гостевой спальни в доме Лоу, и прислушиваясь к тому, как дом пробуждается ото сна и весь его остов потягивается и кряхтит, как набитая стариками ночлежка. Потрескивают половицы, гудят и клокочут водопроводные трубы, скрипят дверные петли, а в рамах дребезжат стекла. От этого шума можно просто оглохнуть. К общему хору Моррис добавил свой голос, испустив затяжной непристойный звук, от которого он чуть не подпрыгнул на матрасе. Это был его традиционный салют наступившему дню; что-то было в этом Раммидже, возможно, вода, от чего у него развился ужасный метеоризм.
При звуке шагов за дверью он навострил уши. Хилари? Он выскочил из кровати, бросился к окну, распахнул его настежь и встряхнул, проветривая, постельное белье.
Напрасные усилия. Это была Мэри Мейкпис: он распознал ее тяжелую беременную поступь. А ему-то на какой-то миг показалось, что Хилари смилостивилась и решила заглянуть к нему в комнату, чтобы немного покувыркаться в сене на утренней зорьке. Моррис захлопнул окно и, дрожа от холода, прыгнул обратно в кровать. А как близко он подошел вчера к тому, чтобы затащить Хилари в постель!
Она захандрила, потому что вчера был день ее рождения, а Лоу не прислал ей не то что подарка, но и дешевенькой открытки. «Когда не надо, он шлет мне розы через «Интерфлору», а когда надо, не может вспомнить про мой день рождения, — пожаловалась она с грустной усмешкой. — В таких вещах он совершенно безнадежен. Обычно ему дети напоминают». Чтобы поднять ей настроение, Моррис пригласил ее поужинать. Она стала возражать. Он настаивал. Его поддержала Мэри, а потом и Аманда. Наконец Хилари позволила уговорить себя. Она приняла душ, вымыла голову и нарядилась в очень идущее ей черное длинное платье, которого Моррис прежде не видел, с глубоким вырезом, открывавшим ее гладкие кремовые плечи и бюст. «Да вы потрясающе выглядите!» — со всей откровенностью сказал Моррис, и она залилась румянцем по самое декольте. И все теребила бретельки на платье и натягивала на плечи шаль — пока не осушила второй мартини, после чего раскованно навалилась грудью на стол и ничего не имела против, когда он запускал в вырез ее платья продолжительные оценивающие взгляды.
Он пригласил ее в более или менее сносный итальянский ресторанчик, а потом они зашли в «Петронеллу», небольшой полуподвальный бар недалеко от вокзала, с приличной музыкой и не слишком молодой публикой. В тот вечер на сцене выступала группа под названием «Смерть Артура», играющая в стиле фольклорного блюза, с меланхоличной солисткой, поющей под Джоан Баэз и других певиц подобного типа. Однако все могло быть гораздо хуже — группа тяжелого рока Хилари уж точно не пришлась бы по вкусу. Все вокруг, похоже, ей нравилось, так как она, изумленно оглядываясь на глинобитную лепнину а-ля Тюдор и с энтузиазмом аплодируя после каждой песни, сказала: «Я и не знала, что в Раммидже есть такие местечки, — и как вы только его обнаружили?» Он не стал говорить, не желая ее разочаровывать, что «Петронелла», как и десятки других подобных заведений, каждый вечер рекламирует себя в местной газете, но, скорее всего, Хилари и ее сверстники просто не замечали, что происходит в городе вокруг них. А между тем, пусть в это верилось с трудом, в Раммидже теплилась какая-никакая светская жизнь, хотя отдельные ее проявления, например клубы для «голубых» или вест-индские притоны, обнаружить было очень непросто. Но были и другие, не менее интересные и вполне доступные заведения — например коктейль-бар в «Ритце», одном из лучших отелей Раммиджа, в субботу вечером, когда там собирались водители с женами или подружками, чтобы отвести душу за бутылкой. Как ни старались в отеле удерживать цены на высоте в попытке сохранить марку, водителей было не запугать. Они рассаживались за столом или торчали у стойки, а их женщины, поправляя огромные, как осиные гнезда, парики, громоздились над своими крепкими, широкоплечими кавалерами, которые сидели как истуканы в новых с иголочки костюмах с торчащими из рукавов жесткими мозолистыми кулаками и заказывали по кругу дайкири, коктейли с виски, «Белую леди», «Апельсиновый цвет» и собственные изобретения Гарольда, владельца бара и обладателя ресторанных призов, — «Ядерный гриб», «Усиленный заряд», «Шаровую молнию» и «Росу Раммиджа»…
— Мы как-нибудь туда сходим, — пообещал он Хилари.
— Господи, да вы уже все тут знаете, Моррис. Можно подумать, что вы прожили в Раммидже долгие годы.
— Мне самому иногда так кажется, — мягко пошутил он.
— Вам, наверное, уже не терпится вернуться домой, в Эйфорию.
— Да как вам сказать… Жаль было бы пропустить розыгрыш первого гран-при Раммиджа.
— Ну, а наш климат… И ваша семья?..
— Я буду рад повидать близнецов. Возможно, в последний раз. Вы же знаете, что Дезире хочет со мной развестись.
У Хилари на глаза навернулась пьяненькая слеза.
— Мне очень жаль, — сказала она.
Моррис передернул плечами, и лицо его приняло мужественное, но усталое выражение, как у обаятельного кино-гангстера. Позади Хилари на стене висело дымчатое зеркало, сверяясь с которым он вносил в свое отражение легкие и малозаметные поправки, ненадолго отвлекаясь для этого от созерцания ее декольте.
— А есть какие-нибудь шансы на примирение? — спросила она.
— Я надеялся, что эта моя поездка что-то изменит. Но судя по письмам Дезире, она не передумает.
— Мне очень жаль, — снова сказала Хилари.
Солистка «Смерти Артура» пела «Кто знает, куда уходит время», вполне сносно имитируя Джуди Коллинз.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82