Мужчина слышит голос диктора, сообщающий по-немецки, как сыграли команды бундес-лиги. В три часа этот человек все еше не спит; он знает, что сейчас три часа, потому что рядом с кроватью стоит будильник. Из соседней комнаты доносятся звуки: тихим голосом говорит женщина, возможно, молится. Она говорит по-французски, а французского он не знает. Именно в этот момент, пытаясь следить за словами молитвы на незнакомом ему языке, мужчина осознает, что официант в кафе, прощаясь, обратился к нему по имени, и это открытие так его беспокоит, что он забывает обо всем остальном и начинает думать только об этом.
Когда наступает утро, мужчина все еще думает о том, что незнакомый человек назвал его по имени.
Двадцать пятый район.
До конца дня делать совершенно нечего.
Провернув удачную сделку с местным политиком, я прошу таксиста немного меня покатать, потому что погода стоит хорошая и потому что движение на этих холмах ненапряженное, а виллы по сторонам снабжены огромными бассейнами, в которых плещутся шикарные девушки. Разумеется, собаки и проволочные изгороди тоже присутствуют, есть и охранники в бейсбольных шапочках, натянутых, до ушей. Вьетнамские миллионеры не скрывает своего богатства, они его защищают с помощью личных армий, составленных по преимуществу из бывших лаосских наемников. Это люди, способные съесть собственных родителей. Жизнь на холмах Сайгона — праздник, на который забыли пригласить неожиданность. Новые коммерческие центры в Чолоне, зарубежные банки в Первом районе, головокружительные планы по перестройке аэропорта в Тан Сон Ньят — все благосостояние Хошимина выходит из этих бассейнов. Из зеленой речной воды в которую эта нация погружена по пояс, не выходит ничего, кроме риса. Именно из голубой воды этих бассейнов выходит все богатство нового Вьетнама. И именно в эти бассейны оно возвращается.
Странная боль в спине, странная, но все же знакомая. Уже не новая боль. Я на секунду закрываю глаза, по крайней мере, мне так кажется, хотя потом я понимаю, что глаза мои остались открытыми, а куда-то подевался весь окружающий мир. Моментальное отключение. Малюсенькие вспышки темноты. Конечно, это барахлят мои нейроны. Через секунду все проходит. Я прошу шофера убавить звук в его телевизоре и, разумеется, не получаю желаемого.
«Ветераны войны поют песни о любви».
Таков ответ таксиста.
Одна из этих отвратительных групп восьмидесятилетних певцов, сидящих в инвалидных креслах. С такими нельзя бороться. Счет, выставленный старыми героями, все еще не оплачен. Когда поют отважные дети-бойцы из тоннелей Ку Чи, иностранцы не имеют права возражать. Я, конечно, само уважение, и, пожалуйста, не нужно убавлять громкость. Музыка выплывает из открытых окон такси, проходит тихими рощами и просачивается на праздники. Там она, естественно, натыкается на жесткую электронную музыку, недавно доставленную из токийских клубов, любовные песни ветеранов войны накалываются на розовые кусты, и этого, конечно, избежать не удается.
Кстати сказать, от моего внимания не укрылось, что над этими кварталами самолеты летают на большей высоте — полагаю, из уважения к отдыху солидных людей, — и даже вертолеты закладывают странные петли, делают хитроумные виражи, чтобы бумажные салфетки не разлетелись со столов, чайные сервизы не дребезжали, а прически у дам не растрепались. В общем-то, может быть, дело еще и в том, что пилотам мешают отблески солнца на поверхности бассейнов. Как бы то ни было, собаки приветствуют очертания вертолетов в небе помахивая хвостами и воя. Чуть живые от восторга.
В доме моего друга-политика обходительнейший слуга-филиппинец успел подать мне четыре мартини, пока я дожидался хозяина возле бассейна, в котором, к несчастью, не было девушек и вообще никого не было. Только низенький садовник ходил поблизости, собирая образцы растений и раскладывая их в полиэтиленовые мешки — как сумасшедший профессор или детектив из телевизора, который намеревается обнаружить преступника по собранным на ковре волоскам. Когда мой клиент наконец-то объявился, я уже не мог сосредоточиться на том, что он мне говорил — из-за жары или из-за мартини, а может быть, из-за того, что солнечные дни не дают мне обращать внимание на реальный мир. Однако я все-таки расслышал слово «судьба», произнесенное по меньшей мере дважды за время нашей короткой беседы. Интересно было бы знать, о чем говорил этот тип.
«Судьба» — это слово, которое хозяину такого большого сада употреблять вообще незачем. «Судьба» — это слово, которое нужно бы оставить тем кто все еще ждет.
Я прошу таксиста притормозить возле белого дома с нелепыми лестницами и башенками; кажется архитектору, который его строил, было лет шесть. В саду полно народу. Деловые люди в рубашках с засученными рукавами и идеально повязанных галстуках, девушки в бикини вокруг бассейна. Девушки осваивают трамплин. Некоторые прыгают с решительным видом, другие притворяются напуганными, чтобы привлечь к себе побольше внимания. Бизнесмены выпивают и лезут руками в воду, чтобы потрогать девушек, и все вместе похоже на детский парк, заполненный идиотами. Все мужчины (включая и меня) всегда из кожи вон лезут, чтобы понравиться шлюхам — как будто бы в этом деле, помимо коммерческого интереса, существует возможность настоящего соблазнения или даже искрометного веселья, которое просто где-то прячется. Это так же грустно, как переживать из-за боя подкупленных боксеров, так же смешно, как палить по мертвой утке. Вот о чем я размышлял в тот момент, когда таксист по неведомой мне причине самостоятельно решил, что я видел достаточно, тронулся с места и спросил, не глядя на меня:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71