— Дальше тебе дадут Орден Британской Империи или назовут улицу в твою честь.— О. Б. И.! Ты думаешь, я принял бы его?— Еще как, — подхватила Мириэм, накручивая волосы своего сына в подобие кудрей.— Ну, и что же достаточно высоко для тебя? — спросил я. — Пожизненный титул пэра сойдет?— Это не смешно, — ответил мне Манни. — В Англии тебя подкупают не деньгами, а почестями. Кому они нужны? Люди предпочитают им много денег.— Только не я, меня бы устроила взятка.— Лесть и уважение слаще, чем Л. С. Д.— Тогда тебе лучше передумать и принять О. Б. И.— Так он и сделает, — сказала Мириэм, менявшая пеленки мелкому.— Никогда. Даже от Лауреатства откажусь.— Герцог — тебе бы это понравилось. Герцог Катц из поместья Ньюингтон Батс, тебе бы это отлично подошло. Я представляю тебя в широких одеждах и мантии.— В отличие от моих соотечественников, мне наплевать на шикарные наряды, — надменно произнес Манни.— Почему тогда ты носишь это вельветовое творение?— Не жди, что Манни будет логичным, — сказала его лучшая половина.— Значит, я не логичен.— Да.— Ты уверена в этом?— Да.— А когда я женился на тебе, не был ли я логичным?— Нет. Ты был в отчаянии.— Почему это я был в отчаянии?— Потому что ты разрушил свой первый брак, и тебе нужен был кто-нибудь, чтобы собрать тебя по кусочкам.— Итак, я его разрушил.— Естественно, ты принял в этом участие.— Знаешь, разрушил что-нибудь раз, значит, ожидай второго.— Ты имеешь в виду нас? Я так не думаю. Кроме того, я не позволю тебе этого сделать.— Да? Ты мне не позволишь?— Нет, не позволю.Во время этого маленького междусобойчика, милая парочка придвигалась все ближе и ближе друг к другу, пока они не встали на колени, нос к носу, перекрикивая друг друга с гордостью.— Мириэм, — сказал я, — твой продукт писает на пол.— Это не удивительно, — ответила его любящая Мама, и они занялись спасительными действиями.Пока я смотрел на эту домашнюю сцену, полную блаженства, на ум мне пришла избитая старая мысль: почему все браки не могут быть такими — ссора, которая длится вечно и связывает эту пару крепкими узлами? И почему все мамы не могут быть, как Мириэм — юными, красивыми и любящими, да и все девчонки, раз уж на то пошло? Старик Манни, естественно, оказался счастливчиком.— Тебе нравится селедка? — спросил он, смотря на меня поверх зада своего сына.— Конечно, парень.— Я принесу немного. Не прицепи Сола булавкой к паркету, — сказал он своей жене, ответившей ему взглядом "Ладно, ладно… " и занявшейся этой штукой между мамой и сыном — мы ведь понимаем друг друга, не так ли, маленький мужчина, рожденный женщиной?Я услышал, что Манни зовет меня из-за двери шепотом, который можно было услышать с моста Саутварк, и в коридоре он сказал, будто продолжая разговор:— Так это, значит, выманивание денег? Тебе нужны динары? Пять фунтов будет достаточно? Или три?— Нет, мужик, не мне.— Проблемы? Плата за квартиру? Подцепил сифилис? Закон? Нужно заплатить залог?— Нет, мужик. Это дружеский визит.— Проблемы с девочкой? С мальчиком? С лошадью? Что-либо вроде этого?— Ох, ладно… нет, не совсем — но ты знаешь Сюз.— Конечно, знаю. Милая девочка, немного неразборчива в связях, если ты не против честного мнения.— Она выходит замуж за Хенли. По крайней мере, она так говорит.— Да? Будет быстрый развод, я предсказываю.— Почему?— Потому что Сюз через некоторое время поймет, что она вкладывает в семейный бюджет больше, чем этот торговец лоскутьями.— Конечно! Хотел бы я, чтобы ты ей сказал это.— Только не я! Никогда не давай советы женщинам, а значит, никогда не давай советы никому.— А мне что, страдать до тех пор, пока она не узнает?Манни положил свои руки мне на плечи, словно раввин, напутствующий солдата перед безнадежной битвой.— Она должна страдать, сынок, — сказал он, — до тех пор, пока не станет твоей, и прекращай страдать.— Немало страданий потрачено зря.Манни посмотрел на меня своими большими восточными глазами, видевшими все сто лет назад.— Конечно, — сказал он. — Сейчас принесу тебе селедки.Я услышал, как он пел там на кухне, вот, по крайней мере, хоть один, кто никогда не станет подростком-звездой пения. А в большой комнате Мириэм достала для меня несколько фотографий Эммануэля в белой рубашке, получающего свою награду.— Классно, — сказал я, — он выглядит, словно тот чувак, Шелли, скрещенный с Гручо Марксом.— Он мил, — сказала Мириэм, поглаживая пальцем изображение своего мужа.— Плохие снимки, — сказал я ей. — Почему вы не позвали меня?Она оставила это без ответа и сказала, неожиданно повернувшись ко мне, как делают женщины, чтобы поймать вас врасплох и показать, что весь предыдущий разговор не имел смысла:— Ты думаешь, у него действительно есть талант? Ты думаешь, Манни по-настоящему талантлив?Ответил я, даже не подумав, а это является первым признаком правды.— Да.Она больше ничего не сказала.В комнату вошли селедка и поэт.— Проблема этой страны, — объяснил он нам, продолжая мысленную цепочку, чуть ранее брошенную, чтобы она немного дозрела, — это полная отчужденность от реальности в каждом ее секторе.Мириэм и я жевали, ожидая продолжения.— На протяжении веков, — сказал нам этот Саутворский Шекспир, — англичане были богатыми, а платить за богатство надо тем, чтобы экспортировать реальность туда, откуда ты взял деньги. А так как заморские рынки закрываются один за другим, реальность снова возвращается домой, но никто не замечает ее, хотя она устроилась рядом.Короткая пауза. Казалось, что требовался вопрос. Итак,— Итак? — спросил я.— Необходимо грубое пробуждение, — сказал Эммануэль, чмокая губами вокруг селедки, и поедая ее быстрее циркового тюленя.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71