— Ну, хорошо, — сказал Хоплайт настолько громко, чтобы было слышно всем. — Я на самом деле так не думаю, нет, я не думаю, что ты бы мне подошел. Но если ты бы привел сюда свою жену, или бабушку, или сестру, я осмелюсь сказать, что ты увидишь — они предпочтут даже меня чему-либо, что они получили от тебя.— Предпочтут пидора? — спросил чувак.Хоплайт улыбнулся всем в помещении в поисках поддержки.— Неужели я первый, кого ты видишь? — спросил он у типа. — Тогда тебе нужно быстро пойти домой и рассказать матери, что ты видел одного, пока она поменяет тебе штаны.Это вызвало смех, кот ничего не смог ответить, и все сменили тему, ибо говорите что хотите, но, хоть я и знаю, что английские рабочие грубы до предела, они могут быть очень воспитанными, когда чувствуют нужду в этом, в смысле поведения.Морской волк в бейсболке и с татуировкой на голой груди, гласившей «Молись за Меня, Мать», сказал экс-Деб., что его судно еженедельно ходит в Скандинавию, и почему бы ей не прокатиться с ним — все на судне были бы польщены, он заверил ее. Экс-Деб. сказала, что обязательно подумает над этим предложением (и я уверен, что сказала она это серьезно), а Хоп спросил, может ли он записаться в матросы для такой поездки, и все морские чуваки сказали, что ему больше пойдет кочегаром. И вся эта болтовня о море и мореходстве, и о кораблях, уходящих из Лондона, навела меня на мысли о том, что, черт, это просто смешно — я, почти девятнадцатилетний, никогда не покидал город, где я родился, и я принял прямо там решение, что первым делом достану себе новый паспорт.Когда помещение немного опустело, мы решили перебраться в другое место, и я предложил чайную террасу открытого бассейна, и чтобы Хоп объяснил дебютантам метод искусственного дыхания. Я видел, что Хоплайт, несмотря на свою маленькую победу, был немного расстроен происшедшим ранее, поэтому я сказал:— Это пустяки, Хоп, маленькие люди живут в маленьких мирах.— Правда? — сказал Хоплайт.— Честно говоря, — откликнулась экс-Деб., — и я могу ошибаться, потому что у меня нет никаких моральных качеств — или, по крайней мере, так мне говорят все брошенные мной мужики, — я думаю, что эта игра в разделение всех, кого ты видишь, на определенные сексуальные категории — просто полный абсурд.— Обуза, что ни говори, — предложил я.— Нет, просто абсурд. Я хочу сказать, — продолжила экс-Деб., вороша грациозными пальцами свои роскошные кудри, — если целая жизнь каждого, двадцать четыре часа в сутки, снималась бы на пленку, остался ли бы хоть один нормальный человек?— Я бы им не был, это точно, — подчеркнул Хоплайт.— Ни ты, дорогуша, ни кто-либо другой, — сказала экс-Деб. — То есть, где начинается нормальность и где она кончается? Я бы рассказала тебе про одного-двух нормальных мужчин, если бы была склонна к этому, — добавила она.Хоплайт учтиво принял сигарету с близлежащего столика.— Мир, где создаются заповеди и законы, — сказал он всем нам, — находится слишком высоко над моей бедной детской головой. Но все, что я хочу знать, это вот что: есть ли другой закон в Англии, который нарушают еженощно тысячи счастливых индивидуумов, и никто ничего не делает с этим? То есть, если бы закон знал бы, что тысячи преступлений другого рода совершаются лицами, чьи адреса, имена и др. им известны, неужели они не приступили бы к жестким мерам? Но в нашем случае они отлично знают, что происходит — кто, в конце концов, не знает? Об этом известно все, и это такая скука — за исключением убогих скоплений в парках и классических маневров с мальчиками из хора, против которых искренне выступит любая уважающая себя сука. Игнорируется закон, а чтобы придать ему силу, было затрачено немало денег.— Иногда, — напомнил я Хопу, — выбираются несколько важных жертв…— О, да… одно или два дела вынимают из кучи, случайно, повторяю, но почему-то кажется, что выбирают тех, чья карьера дальше стремительно взлетает вверх, вместо того, чтобы окончательно рухнуть, и даже этот вид наказания встречается с каждым днем все реже и реже…Мы проглотили это.— Скажу тебе, Хоп, — проговорил я, если когда-нибудь закон и изменят, то 9/10 вашего голубого братства моментально завяжут с этим.Он посмотрел на меня своими хорошенькими томными глазами.— О, конечно, дитя, — сказал он. — С таким законом, как сейчас, быть педиком — постоянное занятие для стольких милых старых королев. Они полностью захвачены этим. Они чувствуют себя такими плохими мальчиками, сидя в своих тоскливых маленьких клубах и в гостиничных номерах. О, небеса, я знаком с этим!Несмотря на летнюю жару, Хоплайт содрогнулся. Экс-Деб. вытянула свои восемь извивающихся рук и поцеловала Хоплайта, что он перенес достойно.— Не сдавайся, красавец, — сказала она.— Не сдамся! — ответил Хоплайт, вставая.Я подвез его на своей Веспе, но высадил его там, откуда он не смог бы увидеть, куда я направляюсь, потому что это был глубоко личный и, в принципе, довольно странный случай, а именно — моя ежегодная прогулка с Папашей посмотреть дневной спектакль Передник На Службе Его Величества.В далекие, далекие времена, задолго до стереосистем «хай-фай» и долгоиграющих пластинок, Папаша держал в нашем кислом доме на Хэрроу роуд приспособление, сделанное им самим из старых велосипедных частей, будильников и жестянок из-под крема. На нем он проигрывал всем желающим, а таковыми являлись мы, дети, коллекцию пластинок, которые он умудрялся откуда-то доставать, на большинстве из них не было ни одной дорожки, и невозможно было различить, какой инструмент играет, не говоря уже о мелодии, если у вас не было чутких ушей и большого количества опыта. И среди этой коллекции, хранившейся в запертом железном сундуке под столом в подвале, была пачка пластинок Г.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71