Густаво Адольфо Фескет, лейтенант, 29 лет, весьма вероятны сексуальные отклонения. Холост. В военном колледже его прозвали Перышко. 1) На письменном столе цветы, фотография мамы, пресс-папье из лакированного ореха с черепаховой инкрустацией, флакон духов с пульверизатором во втором ящике справа, руководство по писанию сочинений. Проверить, почему он не был исключен из учебного заведения. 2) Католик, по воскресеньям причащается. 3) Отличается способностями в шифровке. Подозрительное показание против него в архиве Службы: заявление курсанта Хулио А. Мер-лини гвардейскому командиру, R19, Тукуман, 29.10.51. «Лейтенант Фескет явился в солдатскую уборную, где мочились я и солдат Акунья. Он стал помочиться рядом со мной. Солдат Акунья вышел, я хотел идти вслед за ним. Когда собрался уходить, лейтенант тронул концом пальца мой член и спросил: Ты счастлив? Я сказал: Извините, мой лейтенант, и сразу ушел. Больше ничего не было». Заявление отправлено в архив по приказу командира R19. 4) Прикомандирован к нему младший сержант Эрминио Пикард.
«Располагая этими характеристиками, Полковник считал, что наконец-то имеет ясную картину облика своих подчиненных, но оказалось не так. Человек, как вам известно, никогда не бывает равен самому себе: вмешиваются влияния времени, места, настроения, и все эти факторы рисуют его заново. Человек есть то, что он есть, но также и то, чем может быть.
Я знаю, что в какой-то момент того раннего утра он взял карту Большого Буэнос-Айреса и наложил на нее лист кальки, на котором начертил трезубец Парацельса. Возможно, вы такой видели. У него три зубца в виде равнобедренных треугольников, соединенных длинным основанием, на которое опирается короткая цилиндрическая рукоятка. Парацельс верил в гармонию противоположностей. Поэтому зубцы символизируют взаимовраждебные силы — любовь, страх и действие.
Буэнос-Айрес имеет форму пятиугольника, а трезубец состоит из трех зубцов. Совместить эти фигуры, несущие столько символов, операция сложнейшая и в неопытных руках весьма опасная. Трезубец — это Сатана, глаз Шивы, три головы Цербера, но также образ Троицы. Пятиугольник — пифагорейский символ знания, однако Николай Кузанский полагал, что пятиугольники притягивают или отгоняют огненные дожди. Моори Кё-ниг изучал карту с жадностью алхимика, но также и со страхом».
(Позвольте мне на миг отключиться от записи Сифу-энтеса и сказать, что меня всегда удивляло пристрастие аргентинских военных к сектам, криптограммам и оккультным наукам. В картографических упражнениях Полковника оккультистские влияния, однако, были менее явными, чем литературные. Я обратил внимание Сифуэнтеса на то, что в его действиях было некое фамильное сходство с тем, что описывает Борхес в новелле «Смерть и буссоль». Сифуэнтес не согласился. Хотя я мало читал Борхеса, сказал он (или, вернее, солгал), я смутно припоминаю содержание новеллы. Знаю, что на него оказали влияние Каббала и хасидские предания. Но для Полковника малейший намек на что-то еврейское был бы нестерпим. Его план был вдохновлен Парацельсом, который является противоположностью Лютера и в то же время самым арийским из немцев. Другое отличие, сказал он, более существенно. Талантливая игра детектива Леннрота в «Смерти и буссоли» — это смертельная игра, но она происходит в некоем тексте. А то, что замышлял Полковник, должно было происходить вне литературы, в реальном городе, по которому будет перемещаться убийственно реальное тело.)
Теперь я возвращаюсь к записи. Мы дошли до места, где заканчивается сторона А первой кассеты. Я слышу голос Сифуэнтеса:
«Когда Моори Кёниг совместил рукоятку трезубца с Южным Доком, кончики зубцов вышли за пределы карты, указывая на селения и выгонные земли; простирающиеся за Сан-Висенте, Каньюэлас и Морено. Эти отдаленные места были Полковнику ни к чему. Тогда он повернул рукоятку на карте так, что она легла на тот уголок Буэнос-Айреса, где он сейчас стоял под лампой. Он посмотрел на часы, говорил он мне, потому что на той грани действительности, где он оказался, все виделось каким-то бредом. Было шесть часов без шести минут. Его взгляд отвлекся меньше чем на секунду. Этого было достаточно, чтобы трезубец сдвинулся и его стрелы уткнулись в три немыслимо ценные точки: церковь на улице Оливос, рядом с железнодорожной станцией под названием «Борхес»; участок Знаменитых личностей на кладбище Чакарита; белый мавзолей Рамона Франсиско Флореса на кладбище Флореса. Таково было указание буссоли случая, на который он наде…»
Пленка кончилась.
В назначенное Полковником время в дверь постучали. Арансибия, Псих, входит боком, носок его армейских ботинок массивно выпирает. Фескет, вероятно, провел бурную ночку. Лицо у него сильно помято. У Галарсы, кларнетиста, когда он идет от двери, слышно урчание в животе. Никто не садится. Полковник скручивает лист кальки с трезубцем и показывает карту, на которой отмечены три красные точки.
Ему приятно ошеломить офицеров своими открытиями, накопившимися со вчерашнего утра. Он им говорит о матери, о докторе Ара. Объясняет, что тел не одно, а четыре и что это их умножение благоприятно для планов Службы: чем больше будет направлений, по которым пойдут враги, тем легче будет их запутать.
— Как, так? — спрашивает Арансибия. — Мы еще не начали, и уже появились враги?
— Да, есть кое-кто, — сухо говорит Полковник. Он не хочет их будоражить известием, что в его собственный дом, по его личному телефону просачиваются угрозы.
Затем он перечисляет основные задачи плана. Требуются четыре одинаковых скромных гроба, их раздобудет Галарса.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119