— Чем ты занимаешься, Гейб? — спросил меня Мэтт.
— Я на домашнем обучении. У меня проблемы с восприятием.
— Тяжелые?
— Как они говорят, не все так плохо, но и не радужно.
— В разговоре с тобой этого не замечаешь.
— Я и не хочу, чтобы меня считали тупым.
— Ты хочешь в школу?
— Если от нее будет, хоть какой-то толк.
— К важным решениям в своей жизни люди приходят в разное время. Возможно, ты надумаешь продолжать образование только после того, как тебе исполнится двадцать.
— Наверное, — ответил я. Нам предстоял долгий путь. Надо было пройти не меньше двух кварталов. — А какой была моя мама, когда училась в школе?
— Как и сейчас, умной, красивой…
— Заносчивой, — добавил я.
— Точно.
— Хотя сейчас ей пора бы остепениться.
— Дело не в этом. Гейб, я не знаю, какая она сейчас. Но раньше, когда твоя мама была школьницей, она умела вести себя с достоинством. Это было для нее важно.
— Я понимаю. Мои бабушка и дедушка были знаменитыми, они немного выпивали, и маме это не нравилось. Поэтому она всегда старалась контролировать себя. Она сама мне рассказывала об этом.
— И именно потому эта болезнь для нее настоящее наказание, — задумчиво произнес Мэтт.
— Поверь мне, — сказал я, — такое заболевание кого угодно сразит наповал. Сейчас мама в гораздо лучшей форме, чем раньше.
— Ты не возражаешь против того, что мы с ней встречаемся?
— Вы действительно это делаете?
— Нет, но я бы этого хотел. Не знаю, хочет ли она.
— Ты знаешь что-нибудь о рассеянном склерозе?
— Только из книг. Но у меня есть пациентка с деформациями лица, которая страдает еще и рассеянным склерозом.
— Ничего себе. Удары со всех сторон.
— Да, но она умница. Не сдается. Даже научилась танцевать с костылями.
— Боже мой, хотя бы этого не произошло с моей мамой!
— Тебе приходится трудно.
— Я волнуюсь не из-за этого, честно. Мама такой человек, что, случись с ней подобное, она ни за что не выйдет из дому.
— Она мне очень нравится. Я всегда любил ее. Но чтобы завоевать ее сердце, сердце Джулианы Джиллис, нужно очень постараться.
Я попробовал представить свою маму популярной девчонкой, за благосклонность которой дрались ребята.
У нее был известный отец. Она жила в шикарном месте. Но у меня все равно не получилось представить маму маленькой школьницей.
— Я всегда знал, что тоже ей нравлюсь, но понимал, что я ей не ровня. Я не был похож на ее отца.
— Но надо отталкиваться от того, что есть в настоящем.
— Не знаю. Возможно.
— Рассеянный склероз уравнивает всех. Он остановил машину.
— Нет. Ты еще ребенок. Ты не понимаешь. Я ведь взрослый. К тому же врач. Тогда в детстве я был просто бедным парнем, ходил в обычную школу, потому, что другого не мог себе позволить. Твоя мама посещала нашу школу, потому что ее родители были либералами. Они не боялись, что их дети наберутся дурного от общения с простым людом.
— Я не это имел в виду, — пробормотал я.
— Но она была заносчивой, да. Немного, — со смехом добавил он. — Однажды я отправился к ним на вечеринку.
— Ты был в доме бабушки и дедушки Джиллис?
Я вдруг ощутил щемящую грусть, зная, что больше никогда их не увижу. Я уже забыл их лица, помнил только голос бабушки, которая говорила: «Амброуз, нам пора».
— Это было, когда она посещала школу… не помню ее названия. У них в доме ходили служанки и разносили…
— Сандвичи с огурцами, — закончил я за него.
— Да! И это для детей.
— В этом были мои бабушка и дедушка!
— Но как она засмущалась! Она хотела, чтобы мы отправились запускать воздушных змеев в Центральный Парк, что мы и сделали. Я до сих пор вижу Джулию. Она карабкалась первая по скале, чтобы запустить змея. Твоя мама была спортивная, сильная девочка.
— Балет.
— Да, — сказал Мэтт, снова заводя машину. — Я думал, что она уйдет в профессиональный балет.
Он говорил так, словно Американская балетная школа была самым доступным местом.
— Она была слишком высокой и слишком толстой для балерины, — заметил я. — Она не хотела окончательно оголодать и заболеть анорексией. Мама говорила, что танцовщицы живут на водке, сигаретах и шоколаде.
— Она лучше всех, — заключил он.
— Пожил бы ты с ней, когда она выпадает из нормального графика, — ответил я.
— Что ж, Гейб, я собираюсь это сделать, — произнес он.
Глава тридцать вторая
Псалом 37
Излишек багажа
От Джей А. Джиллис
«медиа-панорама»
«Дорогая Джей,
Я не могу никому рассказать, что мой муж бьет меня. На прошлой неделе у меня были такие синяки, что я вынуждена была отпроситься с работы. Я медсестра. Вы скажете, что я-то должна знать, как быть в такой ситуации, ведь я вижу сотни подобных случаев каждый день. Но я боюсь уходить от мужа. Он найдет меня и у бьет, к тому же он великолепный отец. Мой муж известный человек, уважаемый и с репутацией. Мне никто не поверит. А дети возненавидят меня, если им придется пережить публичный скандал. Как мне поступить? Он каждый раз клянется, что больше не будет, говорит, что раскаивается. Муж объясняет, что срывается на мне от напряжения в семье, от постоянных стрессов на работе.
Несчастная из Манхэттена».

«Дорогая Несчастная,
Я вам верю. Поверят и другие. Могу это гарантировать. Если вы расскажете о своем семейном горе кому-то, кто поставит вашу историю под сомнение, расскажите ее другим. Вы должны действовать по плану. Соберите минимум вещей, которые понадобятся вам и детям, и ничего не бойтесь. Хорошая медсестра никогда не останется без работы. Измените имя и дату рождения. Очень часто людей оказывается легко найти, потому что они не потрудились изменить дату рождения. Вы можете познакомиться с деталями оформления новых документов в письме, которое я прилагаю к своему ответу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129