Мы призываем жутчайшее, и оно является с полным безразличием - ни ужаса, ни напряжения. Потому что рядом как раз стоит или не стоит телефон, или со скуки, или от бессмысленности сопротивления. Потому что весь ужас в том, что жизнь, коли уж ты ее начал, идет сама по себе и без твоего участия, без вины и невинности.
Томас (подходит, растерянно глядя на нее). Проистекает из тысяч причин, которые может исследовать детектив или знаток людей, но только не из той единственной, глубочайшей, - не из тебя самого.
Регина (протестующе). Повторить мы не можем. (Отходит подальше от него.) Люди воображают, будто владеют тобой, все твое существо открыто им, а тебя в этом безумном механизме нет и в помине... Некогда было так замечательно - тайна, волшебство, формула безумной силы. Словом, хорошо и просто здорово.
Томас. Но ведь и здесь тоже всего-навсего первоначальная иллюзия, которой подвержен всякий молодой человек, утреннее ощущение. Можно делать что угодно, ибо все к тебе же и возвращается, как брошенный бумеранг.
Регина. Сколько было радости - надушиться экзотическими благовониями и отведывать сложные легкие блюда. А потом в один прекрасный день ловишь себя на том, что пьешь один только чай, ешь карамельки да куришь сигареты. Такое чувство, будто тебя включили и заключили в план, который был составлен еще до начала всего. Заранее рассчитанное, всем давно известное обрушивается на тебя - сон в определенные часы, завтраки, обеды и ужины в определенные часы, ритм пищеварения, следующий вращению Земли вокруг Солнца...
Томас. Летом растет число зачатий, а осенью - число самоубийств.
Регина. Тебя тоже затягивает! А мужчины будут по-прежнему являться ко мне словно этакие непонятные ползучие создания, тысяченожки, черви; ты не замечаешь их различий и все-таки чувствуешь, что в каждом из них разная жизнь!..
Томас (будто глядя на какое-то видение, издали смотрит в окно). Мария и Ансельм скоро будут уже далеко, среди незнакомого ландшафта. Солнце там будет светить на траву и кусты, как здесь, заросли кустарника будут куриться испарениями, в воздушные летуны - ликовать. Ансельм, верно, будет лгать, но что он скажет там, в чужом краю, мне знать не дано...
Регина. Ты несчастлив?
Томас. Любой конфликт имеет значение лишь в определенной атмосфере; как только я вижу их в этом чужом краю, все уходит в прошлое. Здесь невозможно достичь гармонии, Регина, высочайшее невозможно привести в гармонию с нами. Благоденствуют лишь те, кому это не нужно.
Регина. Помоги мне, Томас, посоветуй, если можешь.
Томас. Как я тебе помогу? Надо просто иметь силу любить эти противоречия.
Регина. Так что же ты будешь делать!
Томас. Не знаю. Сейчас я думаю так, а позже, наверно, стану думать иначе. Мне хочется попросту уйти куда глаза глядят.
Регина. Давай уедем вместе, ты и я! Что-нибудь сделаем! Хоть что-нибудь! Помоги же мне! Иначе моя давешняя воля превратится в месиво отвращения!
Томас. Но Регина! Мир представляется чуть ли не физически более просторным, если соответствующую сторону все время заслоняло соседство другого человека. Тогда однажды вдруг оказываешься в на удивление просторном полукруге. Один как перст.
Pегина. Я не могу остаться такой, как была! А стать другой - как?! Как Мария?!
Томас. Просто блуждаешь, где придется. Тебе враждебны все, кто идет предначертанным путем, тогда как ты бредешь в мире непредначертанными тропами духовных скитаний. И все равно ты как бы заодно с ними. Помалкивай, когда они сурово на тебя смотрят; тишина; затаись в собственной оболочке.
Регина (внезапно порываясь уйти). Значит, по-твоему, выбора нет, мне остается сделать только одно! То, о чем я тебе не сказала!
Томас. Преувеличения! Я нарочно больше не стал спрашивать. В последние дни и я иной раз подумывал об этом. Но если 6 потом можно было стоять возле собственного трупа, сам бы устыдился поспешности. Ведь в эти дивные летние дни тебя бы по-прежнему нагло кусали слепни, и ты бы не только благоговейно ужасался вечности, но и почесывался.
Pегина (сулыбкой). Томас, Томас, ты бесчувственный человек рассудка.
Томас. Нет-нет, Регина, уж кто-кто, а я и есть мечтатель. И ты тоже мечтательница. А на вид такие люди самые бесчувственные. Они бродят вокруг, наблюдают, что делают те, кто чувствует себя в мире как дома. Они носят в себе что-то, чего те не ощущают. В любую минуту способны сквозь все на свете погружаться в бездонность. Не утопая. Состояние творчества.
Регина быстро целует его и спешит вон из комнаты, прежде чем он успевает ее остановить.
Томас. Регина!.. Впрочем, нет, она же не натворит глупостей. (Тем не менее встает и уходит следом за нею.)
Занавес
КОММЕНТАРИИ
"Мечтатели".
Первые наброски к этой пьесе зафиксированы в "Дневниках" в 1908 году. Опубликована книгой в 1921 году в Дрезденском Сабиллен-ферлаг. В 1929 году небольшой Берлинский театр поставил пьесу с "ампутированным" текстом, несмотря на слабые протесты Музиля. Постановка потерпела неудачу, которая приписывалась режиссуре; Музиль написал памфлет "Скандал с "Мечтателями" (1929). Вторая постановка состоялась в 1955 году в Гессенском национальном театре Дармштадта.
На русском языке публикуется впервые.
Е. Кацева

1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37