– Так ты считаешь, что я выставляю себя дураком?– В общем-то нет, я так не считаю, но, по-моему, будет лучше, если ты и дальше не станешь себя им выставлять.– Чудно, – сказал он.Интересно, на что Грегори рассчитывал, звоня мне? Возможно, рассуждал, что раз я однажды пытался, пусть и безуспешно, смутить Бентли, то и сейчас ухвачусь за шанс уязвить его. Но дело в том, что Бентли меня больше не волновал, меня вообще больше не волновали ни люди, которых я знал в университете, ни дела, которыми я там занимался. Все это происходило миллион лет назад и за миллион миль отсюда.– Почему бы тебе не ответить не так в лоб? – предложил я. – Сделай его, к примеру, персонажем следующей книги.– Может, другой книги не будет. – И Грегори ненадолго погрузился в мрачное молчание. После чего спросил: – Как думаешь, что скажет Никола?– Думаю, что-нибудь весьма чванливое.– Ты не против, если я позвоню ей и спрошу ее профессиональное мнение? Я не видел ее с… ну, в смысле – с той ночи.Я понимал, что у меня нет права голоса в этом вопросе, что не мое дело возражать или даже высказывать свое мнение, и все-таки некая аморфная и полусонная сторона моей натуры была очень даже против. Мне совсем не хотелось, чтобы Никола и Грегори шушукались, обсуждали за моей спиной проблемы литературы и морали. Но вслух я, естественно, сказал:– Это вам с Николой решать.– Вот и ладно, – обрадовался Грегори. – Я знал, что ты не станешь выеживаться, но осторожность никому ведь еще не мешала. Не дело, старик, чтобы такие кореши, как мы с тобой, грызлись из-за какой-то девчонки. Ладно, буду держать тебя в курсе.Я понял, что он собирается повесить трубку, и внезапно разозлился. Эгоистичная скотина, его и вправду вообще ничего не интересует, кроме собственной персоны. Хорошо, пусть ему плевать на меня, на мою работу, на мое самочувствие, но неужели ему не любопытно, что творится в клинике? Душу я изливать не собирался, но какую-то выгоду из этого звонка извлечь надо.– Мне нужен совет, – сказал я.– Мой? – Я порадовался удивлению, прозвучавшему в его голосе. – Если насчет того, как писать…– Насчет того, как учить.– Отлично. Это у меня получается лучше всего.– Тогда скажи, как ты это делаешь? Как ты ведешь себя перед классом из десяти учеников?..– Всего десяти? Если бы мне дали класс из десяти учеников, я бы решил, что умер и вознесся на небеса.– Да, но эти десять – взрослые и сумасшедшие.Грегори возразил, что дела это не меняет.– Ладно, как угодно, – продолжал я, – но скажи, как ты добиваешься ответной реакции? Как ты заставляешь их говорить? Как ты руководишь ими? Как добиваешься их уважения?– Да не знаю я, – сказал Грегори бесцветно. – Ну просто… как-то.Более бесполезный ответ трудно себе представить.– Но что ты делаешь, когда твой первый урок превращается в гибрид игры “бумажные следы” Игра наподобие русской “казаки-разбойники”: одни игроки убегают, помечая свой путь обрывками бумаги, а другие преследуют их.

и схватки регбистов? – спросил я.– В нашей школе таких придурков оставляют после уроков хрен знает на сколько времени.– В моей ситуации это не работает.– Полагаю, телесные наказания у вас там не хиляют?На эту тему я ни с кем не разговаривал, но сомнений у меня не было.– Угадал.– Ну-у-у… – Я буквально слышал, как он размышляет. Похоже, процедура для него болезненная. Когда я уже перестал надеяться на ответ, Грегори сказал: – Ну, некоторые утверждают, что учитель должен всегда оставаться самим собой, но по мне, так это самому нарываться на неприятности. Если будешь самим собой, они тебя задолбают. Не, думаю, тебе надо быть кем-нибудь другим. Все равно кем.– Я и есть кое-кто другой! – заорал я. – Я есть ты!– Да ну? – спросил Грегори со значением. – Да ну?Я понял, что он имеет в виду. Да, я притворялся Грегори Коллинзом, но притворство мое сводилось только к имени. А по сути я оставался все тем же унылым и обидчивым Майклом Смитом. Я никого не изображал, и в этом заключалась суть проблемы.– Ладно, – сказал я. – Кажется, я понял.– И вот еще что. Если такая неотесанная деревенщина, как я, сумел пробиться в учителя, уж ты-то просто не имеешь права на неудачу.– Знаешь, Грегори, похоже, ты прав.Я сообщил ему, что пробуду в клинике Линсейда еще неделю, и на этот раз я верил в то, что говорю. 13 В общем-то, я не ожидал, что вторая неделя будет отличаться от первой. Правда, теперь я меньше нервничал и больше ощущал себя запасной шестеренкой, но одно существенное отличие все же имелось: в первую неделю у меня еще сохранялся какой-то оптимизм, слабая надежда на лучшее, а сейчас я точно знал, что меня ждет. Пациенты будут молоть все тот же вздор, а я ломать голову, как бы мне с ними совладать. Ладно, можно последовать совету Грегори и нацепить маску, но я не очень понимал, что даст мне этот трюк, – или, если уж на то пошло, что он даст пациентам.Теперь больные попадались мне на глаза чаще, чем в первую неделю, – и в больничном корпусе, и вне него. Я видел, как они бродят по коридорам, маячат у высохшего фонтана, сидят на кушетках в холле; и повсюду они таскали с собой блокноты, – видимо, терзались муками творчества. Еще я видел, как они беспрестанно заскакивают в “Пункт связи” и выскакивают оттуда, и название будки уже едва угадывалось под толстым слоем иронии. Пациенты меня тоже видели – поглядывали с негодованием и враждебностью, а то и вовсе как-то безумно, но порой я замечал в чьем-нибудь взгляде намек на сочувствие или даже жалость, словно я был безнадежным психом, а они – обеспокоенными и сердобольными посетителями, словно они тут временно, а я – постоянно.Я часами просиживал у себя в хижине в полном безделье.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111