— Хорошо, — сказал Квейль. — А как же ты, черт возьми, правил одной рукой?
— Раза два мы чуть не свалились в пропасть.
— А теперь можно ехать? — спросил Квейль. Он попытался встать.
— Да. — Тэп пристально смотрел на Квейля. Тот сидел согнувшись, чтобы подавить тошноту.
— Сейчас поедем, — сказал Тэп. — Мы обгоним колонну.
Они расселись по местам. Елена хотела положить голову Квейля к себе на колени, но он не дал.
— У меня уже все прошло, — сказал он и стал наблюдать, как Тэп одной рукой правит машиной. Уже сильно стемнело, и Тэп с трудом различал дорогу. Он зажег фары. Медленно поднялись они на гору и догнали крайний грузовик колонны. Когда они обогнали колонну, Квейль слышал, как греки кричали им вслед: «Инглизи!» Они перевалили через вершину и ехали теперь под гору. Медленно обгоняли они один грузовик за другим, и им казалось, что этим грузовикам не будет конца. Наконец свет фар осветил пустое пространство между деревьями, и они проехали мимо последнего грузовика. Шофер грузовика загородил им дорогу. Тэп остановил автомобиль.
— Передайте от меня инглизи благодарность, — сказал шофер Елене. — Он замечательный человек, Пожалуйста, скажите ему это. Мы еще выиграем вместе войну. Он настоящий молодчина, знает автомобиль, как свои пять пальцев.
— Я все передам ему, — обещала Елена. — До свиданья! Желаем вам благополучно добраться до места.
— Смотрите, чтоб вас не накрыли немцы в Триккала! — кричали им вслед шоферы потрусливее.
— Что они говорят? — спросил Тэп.
— Они благодарят вас, — сказала она.
— И все? А мне показалось, что он произнес целую речь.
— Нет, это все, — сказала Елена.
Тэп отпустил тормоз, и они стали спускаться вниз.
22
Был только мрак и белый луч света, выделявший дорогу, по которой они медленно спускались с высокой горы. Была грязь, такая жидкая, что она забрызгивала ветровое стекло, а растекающиеся капли дождя дважды покрывали холодное стекло сеткой инея. Был ветер, шум которого стоял у них в ушах, и было слышно, как он хлещет машину, так как ехали они очень медленно. Они ехали медленно потому, что Тэп выбился из сил и у него так онемела рука, что он перед каждым поворотом останавливал машину. Прошло очень много времени, пока горный проход остался позади. Квейль заснул здоровым сном, но он тоже был обессилен. Елена не хотела будить его и сама по временам засыпала. Только большой грек на переднем сиденье, рядом с Тэпом, не смыкал глаз. Он один торопился.
Дважды они останавливались из-за того, что Тэп чувствовал в руке полнейшее онемение и еле мог пошевелить ею, и Елена просыпалась, и выходила из машины, и растирала ему руку, и он искал ее нежности, потому что нуждался в ней, а она осторожно отстранялась от него, и он не чувствовал себя с ней вполне свободно.
Под утро Квейль проснулся. Его уже не тошнило, и ему было холодно, так как жара у него больше не было.
— Я хочу есть, — сказал он. — Найдется у нас что-нибудь поесть, Елена?
Елена спала, но при этих словах проснулась.
— Пусть лучше много не ест. Его опять стошнит, — сказал большой грек.
— Остановимся и поедим, — предложил Тэп.
— Хочешь, я сменю тебя на время? — спросил Квейль.
— Нет, я чувствую себя хорошо.
— А ты выдержишь? Нам надо спешить. Выдержишь?
— Конечно.
— Я немного поем и сяду за руль. Как ты себя чувствуешь?
— Хорошо. Рука одеревенела, но в общем чувствую себя хорошо.
Квейль съел кусок хлеба с сыром, который дала ему Елена. Он попросил еще, но она сказала, что ему это повредит, и он не стал настаивать. Потом попросил Тэпа остановить машину и вышел. Он чувствовал слабость в ногах и горький вкус во рту.
— Рад, что вам лучше, — сказал большой грек, когда он сел за руль.
— Спасибо, — ответил Квейль.
Он включил передачу, и все почувствовали перемену, потому что он уверенно и быстро повел машину под уклон, не останавливаясь на поворотах и объезжая греческие транспорты без осложнений.
Понемногу занималась заря, наступало утро. Когда стало светло, глазам Квейля открылся извилинами сбегающий в долину отлогий спуск и дальше — равнина. Ему был приятен этот переход от возвышенностей к равнине и чувство спокойной уверенности от того, что земля стала ровной и на минуту это дало ему ощущение счастья.
— Как вы думаете, далеко еще до Триккала? — спросил он бородатого грека.
— Сперва надо проехать Калабаку. Всего будет миль двадцать…
— Вы думаете, в Триккала немцы? — спросил Елену маленький грек.
— Не знаю, — ответила она. Потом обратилась к Квейлю: — По-твоему, в Триккала немцы?
— Не знаю. Может быть, — ответил он. — Скоро увидим.
— Все дрожишь? — спросил большой грек маленького.
— Просто я осторожен. Инглизи — такой безрассудный.
— Хорошо, что инглизи не понимает твоих слов и не знает, что ты так трусишь.
— Я не трушу. Говорю тебе, не трушу.
— Оставьте его в покое, — сказала Елена большому греку.
— А чего он трусит?
— Я не трушу, — возразил маленький грек. — Мне так же необходимо в Афины, как и тебе. У меня там жена и дети. Мне необходимо туда, как и тебе. Я не трушу. Но я осторожен.
— Осторожен, как пуганая ворона.
— Перестаньте, пожалуйста, спорить, — сказала Елена. Они не обратили на ее слова никакого внимания.
— Кто-нибудь должен быть осторожен за всех. На тебя рассчитывать не приходится.
— Осторожность нужна женщинам в постели.
— Ты бунтовщик.
— Во всяком случае, винтовку сберег.
— А голову, видно, потерял.
— Неужели вы не можете вести себя, как разумные люди? — сказала им Елена.
— У него нет разума, — заявил маленький грек.
— А у тебя какой разум, если ты женился и народил детей?
— У них побольше разума, чем у тебя.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119