Она помнила, как давала всему на свете тайные имена, как затевала беседы со стульями, с деревьями. Нелепо, конечно, но она ничего не могла с собой поделать. Она никогда не допускала мысли, что мир может быть безразличен к своему собственному существованию, и хотя Кэти давно уже не ходила ни в какие церкви, ей казалось, что всем на свете должен управлять какой-то единый принцип, какой-то элемент сознания, и приобщаемся мы к нему, сочувствуя другому человеку. Джон, подумала она. Вся эта печаль под тусклой серой поверхностью глаз. Насколько легче быть одной, далеко от него.
Впереди открылось широкое пространство воды – ярко-синей, холодной на вид. Она посмотрела на солнце – сколько осталось до темноты? Часов пять, решила она. Энгл-Инлет должен быть где-то южнее, может быть, чуть к юго-западу.
Она кивнула, сказала себе «Ладно, ну что ж» и взяла курс на юг – вернее, туда, где, по ее мнению, был юг, – время от времени сверяя направление по солнцу. День был ясный и ветреный; прозрачные белые облака вереницей бежали на восток. Она сбавила скорость и больше двух часов двигалась по цепочке сверкающих озер и заливов, которым, казалось, не будет конца. По берегам – ни единой хижины, ни единой лодки. Кое-где клонился под ветром камыш, порой пролетала утка или гагара, но большей частью – унылое однообразие леса и воды. Спустя некоторое время на нее напала дремотная лень, какая-то отрешенность. Вдруг она стала петь детские песенки; потом рассмеялась, вспомнив неприличный анекдот Хармона про бурундука и глухую носорожиху. Мгновенной судорогой пробежало чувство вины. Не то чтобы она любила когда-нибудь этого человека – нет, и близко ничего не было, но стыд из-за случившегося все еще оставался при ней. В памяти возникли его обнаженный белый торс, пальцы – толстые, мясистые, не подумаешь, что такие могут быть у дантиста. Даже не верится, что она к нему что-то чувствовала.
Хватит, решила она. К чертям.
Все-таки ей трудно было сосредоточиться на лодке. Трудно было собраться, проявить волю. Сверху светило, не грея, большое бледное солнце. Мало-помалу дело шло к сумеркам.
В ее душе – тоже.
– Хармон, Хармон, – сказала она.
Через пять минут в баке кончился бензин. Внезапная тишина застигла ее врасплох. Несмотря на ветер, все вокруг показалось ей пустым и огромным. Она покачивалась ярдах в тридцати от берега очередного заросшего лесом островка.
Несколько минут Кэти просто тихо сидела. Что ей действительно было нужно – это вздремнуть. Свернуться калачиком и поспать под баюкающий плеск волн. Но она встала на колени, открыла красную канистру и аккуратно наполнила бак «эвинруда». Хватило ума по крайней мере топливом запастись. Теперь не тратить бензин попусту! Ровно держать скорость, плыть по прямой от точки к точке. Закрыв глаза, она подняла канистру – сколько там еще? Галлона четыре – то есть вдоволь и больше. Она так и сказала вслух: «Вдоволь и больше», потом наклонилась и дернула шнур стартера. «Эвинруд» слабо взвизгнул и умолк. Дважды еще пыталась – тот же эффект.
Только хорошие мысли, сказала себе Кэти. Хорошим девочкам – хорошие мысли. Ухватилась за шнур обеими руками, уперлась хорошенько и рванула изо всех сил.
В моторе что-то коротко кашлянуло. Старый «эвинруд» зафырчал, пошел.
Кэти прибавила газу. Хорошим девочкам – хорошие мысли. Это была одна из поговорок, которые руководительница ее группы девочек-скаутов вырезала из методистских изданий и в воспитательных целях заставляла девочек заучивать. Старая их миссис Брандт была просто кладезь банальностей. Свое присловье на любой случай: день рождения, менструация, первая любовь.
Беря направление к противоположному берегу, Кэти не могла сдержать улыбки.
Не горюет, не скупит, вот девчонка-следопыт.
Так-то оно так, но все же закрадывалась тревога. Тени быстро удлинялись, и в воздухе появился ломкий металлический привкус зимы. Может, просто изменилась концентрация озона. У миссис Брандт были бы наготове всевозможные практические советы. Если сбилась ты с пути – на деревья погляди. Мох на севере, подруга, ну а ветки гуще с юга.
Чтобы пересечь открытую воду, понадобилось почти двадцать минут. На юг прохода не было. В обе стороны, сколько хватало взгляда, тянулась береговая линия – непрерывная, плавно изгибающаяся дуга, сплошная масса камней и сосен, глухая бесконечная зеленая стена. Кэти сбавила скорость и медленно двинулась вдоль берега, пытаясь выработать план действий. Ничего разумного в голову не приходило. Она вглядывалась то в лесистый берег, то в небо. Положение, в общем, ясное. Она заблудилась в совершенно безлюдных местах. И помощи от материальной Вселенной ждать не приходится. Деревья говорить не умеют. Из-за облаков никто за ней не присматривает. Нет никаких законов природы – только сама природа, больше ничего. Такие вот дела, сказала она себе, и придется из этого исходить.
Она повернула лодку и направила ее вдоль берега, как она считала, примерно на запад, высматривая проход на юг. В начинающихся сумерках все становилось призрачно-серым. Необъятность ошеломляла – так много кругом деревьев, воды, неба, – и она вдруг подумала, что почти вся ее жизнь прошла в закрытых помещениях. Ее воспоминания были сплошь комнатными воспоминаниями, ограниченными потолком и ровными белыми стенами. Сплошная геометрия: прямоугольники пригорода, квадраты города. Родительский дом, общежитие, квартира. Открытое пространство было всего лишь промежуточной средой, местом, где размещались дома.
На какой-то миг, закрыв глаза, Кэти почувствовала, что готова заплакать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74