Не все.
– И как он?
– Слезы, ужас. Сказал, я была для него святыней. Мое тело, мой язык, всё. Наше «мы». Сказал, если это случится опять, он уйдет и не вернется.
– А случится? Опять?
– Это вопрос. – Она вспомнила, как покачала головой, потом встала. – Я вам тут вконец голову заморочила. Глупо получилось.
– Ничего подобного.
– Нет, глупо, глупо. Пошли, еще счастья попытаем.
Поиграли еще час, большей частью проигрывая, потом поднялись на лифте на восьмой этаж. У двери ее номера Тони сказал: «Я бы вас поцеловал, не будь я таким свиным окороком», она рассмеялась, сказала: «Не такая уж плохая вещь» – и поцеловала его в щеку, а Тони тогда сказал «Я теперь буду жить вечно». Она пожелала ему спокойной ночи.
– Пока, – ответил он.
Открыв дверь, она помедлила, глядя, как он уходит по коридору.
В темном номере Джон лежал в постели, обняв подушку. Дыхание неровное, не такое, как у спящего. Притворяется, что спит, – вполне в его духе. Она вспомнила, как разделась, откинула одеяло и легла рядом, не дотрагиваясь до него. Устала пытаться. Вот где они у нее, все эти попытки. Не сейчас, во всяком случае. Пусть сам себя трогает. Перекатилась ближе к краю и долго так лежала – в голове все шумело казино, перед глазами копились яркие фишки. Она выиграла около семисот долларов. Недельная зарплата. Хотя главное было не деньги. Пивное было – манящий свет всего, что в этом мире возможно, всего, что она для себя хотела, и не могла назвать, и звала счастьем, потому что не находила других слов. Может быть, она слишком полагалась на Джона – что он ей поможет в поисках названий. Может быть. С ним все ощущалось совершенно по-другому. Ощущалось так, словно взбираешься на гору, что громоздится выше облаков и никогда не кончается. Ощущалось как работа. Веселье, игра – все ушло, а ведь было когда-то. Она вспомнила, как они в студенческие времена играли в «подначки» в уголке уютного бара, как шли на риск, испытывали друг друга и выдерживали испытания. Тогда сияние было с ними. Проиграть они не могли.
Она вспомнила, как выскользнула из постели. Джон бормотал во сне, бормотал злые слова.
Она так до него и не дотронулась.
Не поможет. И ничто не поможет.
В темноте она надела свежее шелковое платье, причесалась. Отыскала кошелек, вышла в коридор, заперла за собой дверь и спустилась на лифте в казино. В три часа ночи жизнь там кипела вовсю. Она нашла стол, который как будто обещал успех, и втиснулась между двумя игроками-азиатами. Уже чувствовала себя лучше. Свет внушал надежду. Она заказала кофеи апельсиновый сок, накупила зеленых фишек на семьсот долларов, улыбнулась сдающему, попросила спроворить ей ровнехонько двадцать одно и получила, что хотела, со второй сдачи.
Верона, подумала она. Уж как-нибудь она выиграет себе будущее.
Туда, где сиянье.
Она неуклонно вела лодку по краю воображаемой линейки – окончательно заплутавшая, почти уже без бензина, почти без надежд на спасение – и вглядывалась в невообразимые серые просторы небес, лесов и вод. Сдавай же карты, думала она. Шанс всегда есть. Кто не играет, тот не выигрывает.
23
Где искали
Двадцать второго сентября в шесть тридцать утра Клод Расмуссен подвел свою восемнадцатифутовую моторную лодку «крис-крафт» к причалу около желтого коттеджа на Лесном озере. Джон Уэйд помог старику пришвартоваться, подал руку Пат, когда та шагнула в лодку, а сам бегом назад к дому взять сумку-термос, которую Рут наполнила сандвичами и прохладительными напитками. Он чувствовал, как в нем поднимается бодрость. Не то чтобы прямо уж оптимизм, но какое-то все же здоровье, какая-то ясность, чего не было уже очень долго.
Когда он вернулся к лодке, Клод сидел в ней, склонившись над потрепанным атласом.
– От чего бы я не отказался, – говорил он, – это от какой-нибудь завалящей волшебной лозы. Без интуиции, черт бы ее драл, чистая лотерея выходит.
Уэйд поставил сумку с провизией и сел рядом с Пат. Она не повернула к нему головы. Быстро окинула озеро взглядом, потом показала на цепочку островов в миле или двух от берега.
– Туда, – сказала она. – Близкие места сначала.
Клод кивнул. Слегка оттолкнулся от причала, ставя большую лодку поперек волны.
– Держитесь теперь, – сказал он. – Эта мамаша чешет будь здоров.
Минут десять шли полным ходом прямо на восток, к островам. Утро было сырое и туманное, как в начале зимы, и в хмуром свете Уэйд видел, как ветер уносит назад пар от его дыхания, растворяя маленькие серебристые струйки в безбрежном тусклом серебре. Небо было низкое, непроницаемое. Приблизившись к первому острову, Клод сбросил скорость и двинулся на север вдоль берега. Безлюдье поражало – лес, камни и ничего больше Они обогнули остров и пошли на восток, оставив в стороне несколько совсем уж крохотных островков. Нигде ни малейшего следа пребывания людей в последнее время, да и когда-либо вообще, и через час Уэйда стало одолевать забытье. Говорить и не хотелось, и не о чем было. Откинулся назад, тянул себе под нос какой-то мотив и скользил глазами по водам – не покажется ли что. Обломок лодки, весло, теннисная туфля; а плавают теннисные туфли или тонут? Сердечко осталось или смыто? ДЖОН+КЭТ? А что с человеческим телом? Какой у него удельный вес? Сколько времени газы держат его на поверхности?
Очень трудно было не отвлекаться. Он делил озеро на квадраты и тщательно обследовал каждый квадрат. Все время тихонько тянул мелодию старого военного марша. Вдруг он понял, что слова крутятся у него в голове все утро. Я знаю девушку одну… Мотив никак не отвязывался, нырял и извивался: Я знаю девушку одну – Джилл, Джилл!.. И он вспомнил, как они шлепали по тропе в муссонный ливень, мокрые и грязные с головы до ног, как война жижей переливалась в легких, как вся рота гоготала, и пела, и маршировала сквозь нескончаемый дождь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74