И даже терапевты этих нервных сшибок не одобряют.И во сколько должен ложиться человек, который каждый день встает в шесть часов? Ведь меньше восьми часов даже здоровым людям спать не рекомендуется. Да и детям тоже полезно пораньше лечь. Телевизор смотреть допоздна вовсе не полезно.Ну, а жена может ложиться во сколько ей вздумается. Она взрослый человек и должна уметь распределять свое свободное время самостоятельно. От нее ведь только и требуется, что приготовить утром чай, сварить одно яйцо всмятку и накрыть на стол.Глотов не был привередлив в еде. Напротив, вот уже двадцать лет он съедал по утрам одно яйцо всмятку с двумя тонкими кусками хлеба, намазанного маслом, и выпивал две чашки не очень крепкого, но непременно свежезаваренного чая. Только после такого неторопливого, вдумчивого завтрака, с непременным прочтением третьей полосы газеты «Красная звезда», у Глотова начинал функционировать кишечник, и он довершал свой утренний ритуал в туалете.Строжайшим образом в его доме было запрещено:1. Издавать какие-либо звуки после 22 часов, особенно в первый и второй час его сна, потому что если Глотов просыпался именно в это время, то ему грозила мучительная бессонница, которая выбивала его из колеи на целую неделю и глубоко травмировала его нервную систему;2. Рваться в туалет в то время, когда там находился хозяин дома. Это сбивало весь настрой и спазматически действовало на его кишечник, что тоже приводило к недельному расстройству и желудка, и нервной системы. За этим особенно строго следила Лидия Антоновна.К чести семьи Глотова нужно сказать, что все эти несложные правила соблюдались в его доме неукоснительно. Его дети, как бы ни заигрались в своей комнате, никогда не забывались настолько, чтоб громко крикнуть или уронить что-то на пол.Они совершенно безропотно ложились спать вовремя и, прежде чем дернуться в туалет, останавливались как вкопанные на полном скаку и смотрели на положение наружной щеколды, на выключатель или на полоску света внизу под дверью.Хитрый Степа бежал в таких случаях в ванную, включал воду и справлял там свою малую нужду. Катенька же тихонько становилась в сторонке и терпеливо ждала, не сводя глаз с двери и переминаясь с ноги на ногу.Совершив все предписанные устоявшимся утренним ритуалом действия, Глотов неспешно и тщательно, по погоде (прогноз прослушивался им лично по репродуктору не менее двух раз), одевался и ровно в двадцать минут восьмого выходил из дома.Зимой в гололед он выходил в семь часов пятнадцать минут. Это позволяло ему являться на водопроводную станцию за десять минут до развода дежурной смены, т.е. до начала его, Глотова, рабочего дня, установленного им самим же.Прошлый начальник, тоже отставник, ветеран ВОВ Трохимчук, приезжал на работу к девяти, а развод смены производил с 9 до 10 часов. Трохимчука, умершего в дежурке во время послеобеденного сна, все старожилы к месту и не к месту поминали добрым словом.Глотова не любили ни старички, ни молодежь, но боялись и те, и другие. Глотов очень бы удивился, узнав, что он живет по принципу одного древнеримского императора, который в свое время заявил: «Пусть не любят, лишь бы боялись».Никакими особыми принципами Глотов в своей жизни не руководствовался. Просто ему было безразлично — любят его или ненавидят подчиненные. Он вовсе не замечал их оценки и был совершенно недоступен для любых неуставных отношений.Он не испытывал никаких эмоций к своим подчиненным. Изредка лишь на его непроницаемом лице возникало удивленное выражение. Это случалось, когда его распоряжения не выполнялись или подвергались сомнению. Глотов в таких случаях изумленно поднимал брови, смотрел на виновного, как на камень или кусок арматуры, о который споткнулся, и автоматически назначал провинившемуся меру наказания, предусмотренного инструкцией.И каждый раз ему было невдомек — как это люди решаются на проступок, если им заранее известно наказание.Надо ли добавлять, что собак он вообще как бы не видел.В тот день, когда пограничник ефрейтор Ломазов привез на станцию Норта, Глотова так беспокоил и раздражал долгий и надоедливый лай собак, что он вынужден был вставить в уши по куску ваты и только после этого смог продолжать оформлять документы по приемке на довольствие беспородного кобеля черной масти по кличке Норт.Все утро 7 ноября Глотова не покидало странное чувство… Это была не тревога, не тяжелое предчувствие, не обида. Это было какое-то неосознанное и необъяснимое раздражение. Словно он забыл что-то, правда, не очень важное, но и не совсем пустяковое. Словно он укололся о кактус, и невидимый кончик иголки остался в пальце, в самой подушечке, и мешал. Ничего страшного вроде бы и не случилось, но неприятно, раздражает… И вытащить невозможно ни зубами, ни ногтями. Совсем крошечный кончик… Но мешает, портит настроение.Глотов без всякого удовольствия посмотрел военный парад, потом физкультурный. Ему не понравилась форма физкультурников и физкультурниц. Не понравились ему упражнения с мячами и обручами. Правда, выступления акробатов он одобрил. Он даже не стал смотреть демонстрацию и выключил телевизор.Во всем доме, и сверху и снизу, и через стенку, слышалась бодрая музыка и приветственные выкрики демонстрантов, а в квартире Глотовых стояла напряженная тишина.Дети ходили на цыпочках и украдкой поглядывали на телевизор. Жена Глотова, Лидия, осторожно, стараясь не бренчать, мыла посуду. Сам Константин Константинович прилег на диван с праздничным номером газеты «Красная Звезда», но читал недолго. Заметки показались ему скучными, неувлекательными.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119