Миша ушел из-под удара белобрысого и тут же встретил прямым набегавшего второго. Тот закрыл лицо руками и со стоном согнулся.
— Воха, ты че? — ревел белобрысый, нанося Мише мощные удары. — Воха, ну! Давай! Воха!
Его кулак тонны в полторы весом въехал Мише в солнечное сплетение, второй высек искры из скулы. Миша чуть не грохнулся в снег. Уйдя в глухую защиту и маневрируя, он приходил в себя. Белобрысый вошел в раж и наступал на Мишу все круче. Воха, кажется, тоже очухался, сморкнувшись кровью, утерся, сжал кулаки и налетел на Мишу с другой стороны. Миша зарядил ему со всей дури в лоб, в скулу, потом — белобрысому в челюсть. Казалось, дело начинает выправляться. Но потом белобрысый снова попал ему по морде. Окровавленные губы обожгло морозом. У Миши перед глазами растеклись оранжевые круги, он «поплыл», попусту размахивая руками. Эти двое что-то орали, но Миша ничего не слышал — он только смутно видел сквозь оранжевую пелену, как они раскрывают рты и двигают локтями и плечами.
«Хрен вам меня навалить… Хрен…» Кровавый опыт многочисленных драк, жестокое мужество прижатого спиной к стене смертника просыпались в нем. Эти двое, которые все время, пока он изо дня в день дрался, один против всех, гнил живьем впроголодь и без сна, сытно ели, мягко спали, пили, трахали телок, — разве могут они завалить его? В этот короткий миг он понял, что должен нанести один четкий выигрышный удар. Он знал, чтб это будет за удар, куда он будет направлен и к каким последствиям приведет. Он получил еще несколько ударов, но почти не ощутил их, сконцентрировавшись на своей цели. Потом он нанес пару пробных прямых, удачно увернулся от очередного чугунного кулака белобрысого и скорее инстинктивно, чем видя цель, ударил. Воха захрипел, схватился за горло, глаза его вылезли из орбит, и он упал на снег. «Кадык, — отметил Миша. — Теперь все будет немного проще».
— Воха, ты че? — нервно закрутил головой белобрысый. Миша воспользовался его секундной растерянностью и всадил ему короткие запалы в нос, челюсть и под дых. Белобрысый харкнул кровью, затряс головой, задирая подбородок, как рысак в упряжке. Миша продолжал нападать, чтобы не дать белобрысому выправиться, чтобы добить его. Не вышло. Белобрысый был здоров, как бык. Получая удары, он только тряс головой и плевался кровью, все увереннее нанося встречные. Наконец его зрачки перестали «гулять», он зло матернулся и перешел в наступление. «Эх, не завалил, — тоскливо подумал Миша. — Что теперь будет…» Его дело было плохо. Все сильнее давали о себе знать пропущенные удары. Из губ и носа текла на китель кровь, а вместе с ней утекали силы. Жутко болела нога. Холодный воздух наждаком драл в легких. Стоя в этом вытоптанном, сбрызнутом красным снегу и глядя на размахивающего кулаками противника, Миша понял, что хватит его ненадолго. А белобрысый не выказывал никаких признаков усталости. Брызнувшая было из носа кровь прекратилась. У него явно был сломан нос, но по действиям белобрысого этого совершенно не было заметно.
— Что, шиздец тебе, мля жидовская?.. — захрипел белобрысый.
«Завалит меня, сука», — подумал Миша. Ему стало страшно: белобрысый скалился.
— Готовь жопу… Всех вас …бать, жидье пархатое. Миша отступал. Мля жидовская, — вдруг обожгло его. — Жиды пархатые. Его разбитые губы сами собой зло задрались, обнажив красные от крови зубы. Пальцы до боли туго завернулись в кулаки. Все мышцы напряглись. От прилившей неожиданно ненависти перехватывало дыхание. Он добавил силы в удары. Ах ты, мордатое быдло, пуп земли, мать твою так! Из разорванной губы белобрысого брызнула кровь. Он замотал башкой, выплевывая зубы. Ах ты, мля, король улицы! На лбу белобрысого остался кровавый отпечаток Мишиного кулака. Он, шатаясь, вяло бил руками пустоту. Ах ты, защитник слабых, с-сука! Белобрысый тяжело упал на колени, прикрывая лицо ладонями. Миша завалил его ударом с ноги. Белобрысый безвольно ткнулся окровавленной харей в снег.
Все. Не веря своим глазам, Миша некоторое время тупо смотрел на скрюченного, хрипящего Boxy, на стонущего в кровавом снегу белобрысого, потом ноги его подогнулись, и он опустился на колени, погрузив горящие окровавленные кулаки в холодный снег. На китель бежала кровь, но Мише было не до этого. Он оглядывался по сторонам. «Белые стены, серый потолок». Всегда холодно. Это так. похоже на морг в дурке. Трупы, кровь, пустота и… Он посмотрел вперед. Оказывается, на той стороне пустыря была школа. Там весело шебуршились в снегу дети.
* * *
Что он сделал не так? В чем он был не прав? Арестант искал, искал ответ, но не находил. Когда он поступил не по совести? Да нет, вроде всегда он делал то, что должен был сделать. Иногда он бывал слаб, но люди — вообще достаточно непрочный материал. Так за что, за что какой-то мерзавец и ублюдок, отбыв положенное время в казармах, спокойно едет домой, к маме с папой, а он, не предававший, не подличавший, не чмырившийся, обречен еще три года быть игрушкой, рабом, половиком судьбы?.. Три года… ЗА ЧТО?!
«Урал» медленно вкатился на тесный грязный двор между серыми слепыми зданиями с решетками на окнах. Железные зеленые ворота с колючей проволокой по верху с грохотом захлопнулись за ним.

ШТАБНАЯ СУКА (Повесть)
ПРОЛОГ
По городу бродила весна. Взъерошенная, озорная, она шлепала по лужам босыми пятками, задевая душистыми зелеными одеждами мокрые крыши и заборы.
Она звонко хохотала, встряхивая длинными пушистыми волосами, на которых, словно россыпь бриллиантов, сверкали капельки дождя.
Бесстыдники-деревья, едва прикрывшие свою наготу шелковистым полупрозрачным неглиже первой листвы, захлебывались густым сочным воздухом, как пьяницы — темным крепким пивом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144