Непозволительная роскошь - демонстрировать нашу
слабость...
Я повернулся к Петровичу.
- Сейчас вы, Николай Петрович, возьмете его, проведете несколько раз
через поселок. Пусть увидит побольше народу, неплохо собрать толпу...
Расстреляете на пристани, далеко водить не надо. Тело не убирать.
Такого лица у Петровича я не видел никогда. Почтение. Восторг и
уважение. Раб. И зверство его от рабства. Последние три года у него было
все. Не хватало единственного - вождя. Теперь у него есть я и он уничтожит
любого, указанного мной. Завтра я укажу ему Гулько.
- Это мы сейчас, - зачастил Петрович. - Быстренько... Он сделал знак
Сашку и тот, словно ждал, с разворота ударил Ярошина в лицо. Брызнули в
стороны очки.
- Не калечить!
Я закурил, глядя как Сашок откачивает мэра. Прислушался к ощущениям.
Было хорошо, как после парной. Спокойно, чисто, пусто.
- А девочку? - заглянул в лицо Петрович.
- Оставите мне.
Петрович понимающе заулыбался, закивал и метнулся к Сашку -
поторапливать. Они подняли исходящего кровью Ярошина и погнали вниз, к
рынку. Смешно, всегда думал, что Голгофа - гора. Я смотрел им вслед, а в
голове, будто патроны в кармане, звенели, перекатываясь, две пустые, в
сущности, никчемные мысли: "Хоть кому-то ты, мэр, помог" и "Ну и все.
Все..."
Вот и мой черед подошел. Рано или поздно очередь доходит до каждого и
ты принимаешь на свою шкуру, считанное прежде голой теорией. Теоретики, мы
знали это отлично, сочувственно качая головами, читали в газетах,
наблюдали в стеклах экранов. И про Вьетнам слышали, и Афган был. Вот она -
настоящая перестройка, перестройка психики. "Начни с себя". И кончи с
собой... Я останусь здесь навсегда. Я хочу остаться. Прошлое исчезло,
будущее отпало. Старый Стас умер, новый не родится. Люди мира и люди
войны... Мое вечное сегодня - война, злой дождь, трупы в канавах и горящая
солярка.
Финиш... Не щадя ботинок, без дороги поднялся наверх, к штабу. Костик
сидел у рации, связи не...
А забавно, старые интеллигентские штучки дают себя знать. Красивости,
монологи, "умру, не рожусь"... Придумка, лилейные мучения. Клеймо
"очкарика". Кем был Ерш? Баллоны на ЗИЛе катал. И что поменялось? Ничего.
Жить стало лучше, жить стало веселее. Проще. "Прихожу раз со смены, вижу -
она с соседом в койке и фуфырь пустой на столе. Я ей как заеду в лоб! Что
ж ты, тварь, говорю, я ж его к выходным припас!"
Финиш... Петруха оказался на кухне. Две бутылки из-под "Пепси",
заткнутые деревяшками, мутные, полные до краев...
Наивные были! Вздыхали "Быдло!", "Homo sovieticus!", диспуты в
газетах. Ни черта не представляли. Сто раз скажи "дерьмо", дышать труднее
не станет. "Не знаешь ты мужика, барин, не знаешь. А мужик, он..." Откуда
это? Постой в очереди за водкой, внимательно вглядись,  вглядись  в лица.
Особенно, стоящих в первых рядах. Заверни в пивную, если найдешь, поцеди
разливного дрянца из баночки, послушай зверьков...
Финиш... Последняя чистая рубашка, стиранная еще в Симферополе.
Умыться. Остатки пасты из тюбика ножом, на палец и по деснам, по деснам...
Можно начинать. Зубами ее не подцепишь, внутрь надо протал...
А как задергались, побежали по норам, как заплакали, когда посыпались
маски и под ними рожи, рожи, рожи... Слов не понимают, на губах пена, а
глаза-то, глаза! И уж страшнее не бывает, когда глянешь в зеркало, а
там...
Все... Безвкусная она какая-то, не берет. Проводы. Так мы провожали
Очкарика, Рыжего, Зяму - всех не упомнишь. И с каждым разом все меньше
требовалось стаканов. А сегодня я пью из горла. Один. Счастливо, Стас!

- Здорово! - я поскоблил ложечкой днище кастрюли. Крема не было. -
Класс! Ты чего туда добавила? Мяты?
- Зубной пасты, - серьезно отозвалась Ирка. - "Aquafresh". Знаешь,
есть такая, полосочками... Лапы прочь!
Я спешно отдернул руку от стоявшего на столе торта, и заныл: -
Немножко, с краешка хоте-е-е-ел!.. Чуть-чуть попробовать. Жалко, да?
- Не ной! - нахмурилась Ирка. - Нельзя!
Что она всегда умела делать - это торты. Ноздреватый, чуть влажный
бисквит, перемежающийся слоями ежевики. Розовый, закатный крем, а поверху
великолепная россыпь ягод...
- Ладно-ладно... - она не сдержалась, засмеялась, подошла и уселась
на колени. - Прекращай! Ребеночек... Вино поставил?
- За окном. Не спеши, пусть похолоднее...
- А вот этим мы займемся потом... - она выскользнула из рук. - Нечего
рожи корчить, успеется! Доставай вино, неси на стол. Торт тоже. Я сейчас.
Она вышла, а я перетащил все в большую комнату, достал клеенку, вынул
из стенки чистые майонезные баночки, открыл, разлил и стал ждать. У
соседей гремела музыка и рубили мебель. "Ламбада".
Ностальгический вечер. Давно так не сидели. "И когда еще сядем - вот
вопрос", - ухмыльнулся внутренний голос. Ну и пусть! Сегодня я хотел так -
за закрытыми шторами, за крепкими стенами, при ярком электричестве, без
предчувствий гражданской войны, без голода и страха. Я буду есть торт и
вам его у меня не отнять.
В дверь постучали. Ирка. Накрашенная, причесанная, довольная собой и
зеркалом. Котенок. Наверное, платье новое...
- Входите, мисс!
Но она не вошла, постучала снова.
- Заходи!
И опять стук.
- Эй!
Все громче и громче... Захотел встать, не смог. Ноги вмерзли в
паркет, лед до колен... Почему? Топил же! А за дверью уже гремело,
грохотало и исходили криком незнакомые голоса. С кровью и мясом выдрал
ноги из трясущегося пола. Но погас свет и оказалось, что я лежу в серой
тоске дождливого утра, глядя как открывается дверь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18