Ну, что может происходить с этими другими? Лишь то же самое, что и с тобой. Они едят, пьют, любят друг друга и дерутся, ездят на лошадях или повозках Ma-шин... Все это достаточно скучно, ибо давно тебе известно.
Гораздо меньше увлекли меня музыканты, которых в Ящике тоже можно услышать довольно часто. Эта музыка не имеет ничего общего с великими творениями мастера Бэй Тхо-вэня и других. Правда, бывает забавно видеть, какие гримасы строит поющий господин или поющая дама; я иногда позволяю себе это развлечение. Чаще же всего в Ящике показывают, какие товары нужно покупать в лавках. Впрочем, как я узнал, это не вменяется людям в обязанность: товары можно не покупать.
В определенное время в окошке Ящика появляются большеносые, читающие по желтым бумажкам, какие несчастья произошли на свете за последние несколько часов, а после них всегда выступает господин, сообщающий, что погода завтра будет хуже, чем сегодня. Но самое плохое в Ящиках Дальнего Видения все же не это. Я расспросил очень многих большеносых, потому что Ящики – неотъемлемая часть их жизни, и убедился в следующем. Живые картины, показываемые в Ящике, настолько естественны, что многие (и я в том числе, особенно поначалу, мне даже сделалось страшно) считают их настоящими , то есть происходящими взаправду. Таковы, однако, далеко не все картины. Конечно, большеносый, рассказывающий по желтой бумажке о затонувшем где-то судне, или другой, обещающий дождь на завтра, настоящие. И те, которые строят гримасы и вопят, называя это пением, делают это взаправду – в отличие от появляющихся потом, которые в течение двух часов перешептываются, бранятся и убивают друг друга. Эти большеносые – не настоящие, они только играют роли. Это тоже лицедейство, представляемое – хотя, надо признать, и не всегда – на удивление ловко и умело. Я (несмотря на то что я чужой здесь – или, скорее, благодаря этому) легко распознаю лицедейство, но слишком многие большеносые, отупев от долгого сидения перед волшебным Ящиком, принимают все, что видят, за чистую монету. И перестают воспринимать действительность, черпая свои понятия уже из Ящика, а не из действительности.
Большинство большеносых, как я узнал, проводят перед Ящиком Дальнего Видения все свое время, не занятое работой.
Да и может ли быть иначе, если весь смысл своей жизни и истории они видят в том, чтобы постоянно уходить от самих себя, куда угодно, главное – как можно дальше? Вот они и вглядываются в эти далекие и вовсе не нужные им картинки, лишь бы только не видеть самих себя.
В одном из последних писем я обещал тебе рассказать о музыкальных тарелках. Это – очередной пример стремления большеносых размножать в невероятных количествах все, что ни попадет под руку, – как, впрочем, и Дальнее Видение, ибо почти таким же образом, как Ящики размножают, по сути, одну и ту же, пусть даже самую безобразную картинку, так и музыкальные тарелки служат для размножения одних и тех же музыкальных пьес. Представь себе плоскую, очень тонкую черную тарелку; ее осторожно вкладывают в особую машину, только для этого и предназначенную (управлять ею не слишком трудно), надавливают на несколько пуговок (надавливанию всевозможных пуговок большеносые придают, кажется, даже большее значение, чем совокуплению), и вот уже из машины льется прекрасная музыка, ничуть не быстрее и не медленнее, чем как если бы ее играли приглашенные тобой музыканты. Все это, конечно, очень странно и вполне в духе большеносых, но у музыкальных тарелок есть одно неоспоримое преимущество: ты можешь в любое время услышать музыку, какую захочешь, ничего не платя музыкантам. Побывав на публичном музицировании, я тоже купил себе такую машину (впервые увиденную мной у господина Ши-ми) и поставил у себя в Го-ти Ни-цзя. Теперь я часто слушаю обе пьесы, исполнявшиеся тогда, пытаясь проникнуть в их смысл. Пьесы мастера Бэй Тхо-вэня я тоже слушаю очень часто.
Несколько дней назад я побывал на музыкальном представлении совсем иного рода. Туда меня тоже пригласил господин Ши-ми. Он зашел за мной в Го-ти Ни-цзя и сообщил, что хочет сделать мне очередной сюрприз.
Мы пришли в огромный дом, вход в который украшали высокие колонны. Внутри собралось уже много большеносых. Сам дом был даже больше, чем мой постоялый двор. Мне показалось, что это храм; когда я сообщил об этом господину Ши-ми, тот рассмеялся и сказал, что его действительно иногда называют «Храмом богинь искусства». Какое-то время мы бродили по покоям и коридорам, потом раздался громкий, резкий звонок, и мы вошли, как я понял, в самый главный зал. Он сразу же напомнил мне другой зал, тот, где мы слушали публичное музицирование; здесь впереди тоже сидели музыканты, только на сей раз их едва можно было разглядеть, и настраивали свои инструменты, издавая режущие слух звуки. Внизу в зале стояло множество кресел; кресла помещались и на балконах, устроенных не снаружи, как обычно, а внутри здания – всего я насчитал пять или шесть рядов таких балконов. На креслах более или менее поспешно рассаживались люди. Все кресла были поставлены так, чтобы люди смотрели в одном направлении. Мы сидели на первом балконе, если считать снизу.
Освещение начало слабеть и наконец угасло совсем. Все снова захлопали в ладоши. Я спросил, что происходит, но господин Ши-ми улыбнулся и ответил, что скоро я сам все увижу. Сначала, однако, я не видел ничего. Музыканты исполнили короткую пьесу, которая также ничего мне не объяснила, ибо играли они почти в полной темноте. И тут большой занавес, на который я сначала даже не обратил внимания, пополз вверх, открывая широкий, ярко освещенный помост, где были расставлены.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95