Если же вы настаиваете на реализме, в качестве уступки могу предложить заезженную обывательскую сказочку про мать-домохозяйку с двумя высшими образованиями и скучного отца-бухгалтера, которым как-то удалось вырастить гениального и никем не понятого мальчика, что хмурит в спальне чело над разбором текстов “Смитс”<Британская рок-группа середины восьмидесятых; отличалась поэтической экстремальностью текстов. > и доводит до блеска кожу, втирая слишком много мази от прыщей.
Увы, правда несравненно хуже. Мои предки – выпускники университетов, оба либералы, оба добились успеха на работе, хотя не слишком честолюбивы и напористы. Обоим наплевать на курение, наркотики и секс, и, в общем, оба предпочитают не указывать мне, что делать. Представляете?
Разве не чудовищно? Знаете ли вы более изощренный и жестокий способ обломать собственного сына? От таких мозгодрочек у меня крышу сносит. Их позиция, в сущности, сводится к тому, чтобы отвратить меня от табака, наркотиков и копуляции, – что фактически наносит непоправимый ущерб моей общественной жизни. Они ловко создали систему, в которой мне остается единственный способ бунта – конформизм, а это, понятное дело, само по себе хреново. И хуже всего то, что они при этом готовы помогать и понимают, как тяжко мне приходится. Вот. Ммм...
Ладно, это все тоже выдумки. Я рассчитывал вас надуть детской адриан-моуловской психологией, только добавил “хреново”, чтобы звучало так, как я обычно говорю. Но нет.
Мне очень тяжело дается эта глава. Слушайте, я не могу их описать. Они мои родители. Они просто есть. Готовят мне еду, покупают одежду и ездят мне по ушам. Как любые родители. Вот, собственно, и все. Честно.
Я о них просто не думаю. Они всего лишь мои родители, черт побери.
И на всякий случай, если вам интересно, – на самом деле моя мать не говорила на родительском собрании никакой такой фигни. Она выразилась как-то в этом роде, но я кое-что добавил, чтобы вышло поинтересней. Вообще-то она говорила довольно скучно. Да и мне было не так уж неловко.
Некоторые несут какую-то херню насчет того, как отец их избивал и выставлял за дверь, но они его все равно любят, потому что он отец. Я этому не верю ни на грош. Мой отец никогда пальцем до меня не дотронулся, он даже почти на меня не кричал, но я все равно не чувствую, что мог бы его любить. То же самое с матерью. Тут, конечно, эти эдиповы узы с грудным кормлением... но, мне кажется, больше толком ничего и нет.
Мне всегда были подозрительны люди, которые треплются про любовь к родителям. Что-то тут не стыкуется.
Не то чтобы я предков ненавидел или как-то активно не любил. Просто мое представление о любви включает, помимо прочего, желание проводить с любимым хотя бы минимум времени. И будем честны: мысль о том, что я не увижу родителей неделю, – отнюдь не самая гнетущая на свете. В сущности, я бы не сказал, что при мысли о разлуке с ними на год у меня слезы подступают к глазам.
Если честно, когда я думаю, что не увижу их вообще, отмечается поразительное отсутствие каких-либо эмоций. И вот это уже повод для некоторого беспокойства. Я ничего против них не имею – для родителей они вполне сносные. Но когда я представляю, что они умерли и оставили нам с братом большой дом и кучу денег по страховке, чтобы остаток жизни мы прожили в неимоверной роскоши, не могу сказать точно, радостная это фантазия или грустная.
Какая-то пограничная.
Но скажем прямо: не то чтобы я готов лить слезы, размышляя об этом. И только полный кретин не признается себе в том, что такие мысли мало сочетаются с идеей “возлюби родителей твоих”.
Вот потому я и не понимаю, как кто-нибудь хотя бы условно обеспеченный может испытывать к предкам хоть какую-то любовь. Я считаю, они все врут.
А по сравнению с остальными в школе наша семья совсем не богата. Если бы мой папа владел сетью “Уимпи” по всей Скандинавии, я бы не задумываясь пожелал ему смерти.
Глава девятая
Слушайте. Я хочу объяснить. Насчет себя и Барри. Я знаю, что вы думаете. Вы думаете: “Этот Марк – просто гомик”.
И я вас понимаю. Дано: я бесстыдно разглядываю человека, чьи половые признаки удивительным образом напоминают мои собственные. Дано. Не спорю. И... ну... я не собираюсь убеждать вас, что для гетеросексуала нормально с вожделением пялиться на мужчину, – это бы вообще отрицало гетеросексуальность, как таковую, – но я просто хочу сказать, что по-прежнему считаю себя натуральнее большинства учеников у нас в школе. Я не хочу сказать, что все остальные – геи. Просто оценивающе пялиться на изящно вылепленную ягодицу – слезы по сравнению с тем, что вытворяют школьные регбисты. И это не наезды в стиле “ну да, ну да, мы в курсе, что творится в схватках за мяч”. Я о том, чем они занимаются вне поля. Для удовольствия.
На утренней перемене в комнате отдыха шестиклассников они развлекаются игрой, которая становится кульминацией всей недели регбистов. Игра называется “месилово”, а правила у нее такие:
Все начинается с маленькой стычки двух парней, какая может случиться при любом разговоре. Затем свидетель ссоры открывает игру, выкрикивая: “МЕСИЛОВО!” – и прыгая на них сверху. После этого каждое здоровое энергичное лицо мужского пола в комнате обязано заорать: “МЕСИИИИЛОВООООООО!” – и присоединиться к куче извивающихся вопящих парней, как можно тяжелее прыгнув сверху.
В самых больших месиловах участвовало до тридцати человек, и тем, кто оказывался внизу, доставалось сурово. Начать игру – мужественный жест, поскольку в итоге зачинщик попадает в самый низ, но альтруизм обычно побеждал, и некоторые парни часто жертвовали собой ради удовольствия остальных.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55