«Что ж, посмотрим, на что окажутся способны Алек и Карен…»
В понедельник она опять работала дома — разрабатывала далеко идущие линии сюжета. Ее заметки никто не должен был видеть, и она не желала рисковать. Даже актерам не полагалось знать, что ожидает их персонажей. До вторника она не появлялась в студии. А включая время в больнице, всего Дженни отсутствовала около недели. Для нее это — почти вечность…
…Она пришла позднее обыкновенного. Было уже семь, рабочий день давно начался. Девушка из гардеробной везла огромную тележку с костюмами на вешалках. Она глядела поверх костюмов, чтобы ни с кем не столкнуться. Увидев Дженни, она остановила тележку.
— Хочу, чтобы вы обратили внимание, — объявила она. — Мы освобождаем место. Судя по всему, скоро Лидгейту понадобятся новые костюмы. Гримеры утверждают, что узнают обо всем первыми, но все равно мы их обставили…
В чем обставили? Дженни смотрела, как девушка затолкала тележку в лифт, намереваясь, очевидно, отвезти ее в хранилище, в подвал. Что происходит? Почему Алеку понадобились новые костюмы? Дженни промаялась все выходные, пытаясь освободить Лидгейта от его костюма и всего, что он диктует. Покачав головой, она пересекла холл и вышла на лестничную клетку. Там стояли Фрэнк, исполнитель роли Джаспера, и Джилл, ассистентка режиссера. Фрэнк обернулся на звук открываемой двери. Увидев Дженни, он тотчас же упал на колени.
— Прими мои извинения, — он мелодраматически стиснул руки, — мои глубочайшие извинения, самые искренние и сердечные…
Дженни недоуменно уставилась на него.
— О чем ты?
Он поднялся, отряхнул брюки.
— Об Алеке. Может, ты и не знала, но, начиная работать здесь, я весьма скептически относился к ветеранам мыльных опер.
— Да что ты? Не могу поверить, — она иронизировала. Фрэнк закончил Йельский университет и не позволял никому забывать об этом.
— Это совершенная истина, — продолжал он, в восторге от собственного самоуничижения. — Алек заставил меня в корне переменить мнение. В последние дни он делает нечто невероятное, правда?
— Что он натворил?
Фрэнк отступил, пораженный:
— Разве Брайан не рассказывал тебе? Сейчас все только и говорят, что о Лидгейте.
Брайан ни словом не обмолвился ни об Алеке, ни о Лидгейте. Фрэнк продолжал:
— Его игра всем открыла глаза, это настоящее чудо. Он великолепен.
Открыл всем глаза? Чудо? Что тут происходит? Она смотрела телевизор дома, но та серия была снята неделю назад. Так что она не могла увидеть никаких изменений, привнесенных Алеком в образ его героя.
Дженни поднялась в офис режиссера. Сегодня работал Теренс. Он уже складывал все необходимые бумаги, собираясь в репетиционную. При виде Дженни Теренс прервал свое занятие и пригласил ее сесть.
— Ты уже слышала о нашем поразительном герцоге?
Поразительном? Теренс был не из тех, кто преувеличивает заслуги актера. Напротив, иногда он демонстративно не обращал внимания на успехи того или иного артиста.
— Он нашел характер! Из расплывчатости и неопределенности в один прекрасный день вылупился настоящий мужик. Гил говорит, что это началось в прошлый четверг.
В четверг вечером была церемония вручения «Эмми», а накануне, в среду, Алек навещал ее в больнице.
— Я увидел все в пятницу, а Гил говорит, что вчера было еще лучше. Камера почти все время направлена на него! — продолжал Теренс.
Теренс и Гил не часто говорили такое. Прошлым летом у них была история с чашечкой — она настолько очаровала Гила, что в конце концов Фрэнсин Кении, исполнительница роли леди Варлей, разбила ее. Говорила, что случайно, но все понимали, что именно ее раздражало: у фарфоровой безделушки было гораздо больше крупных планов, чем у нее самой. И никто ее не обвинял. Но чтобы оба режиссера настолько были увлечены актерской игрой… Да, здесь и вправду происходило что-то из ряда вон выходящее!
— Это не моя заслуга, — продолжал Теренс, — и не Гила. Когда ты пригласила его, мы знали, что он классный актер. Но что настолько хорош…
— И что же он делает?
— Не могу объяснить словами. Пойдем, и сама все увидишь.
Дженни хотелось немедленно последовать за Теренсом в репетиционную, но разумнее было сначала заняться делами. За неделю их накопилось предостаточно. Она проглядела материалы кинопроб, ответила на тысячу телефонных звонков и отредактировала множество текстов. В половине второго она спустилась на студийный этаж.
Студийный этаж представлял собой просторное сводчатое помещение, в котором могли разместиться сразу восемь декораций. У «Спальни моей госпожи» их было больше пятидесяти. Одним из способов для сценариста сэкономить деньги было спланировать действие таким образом, чтобы одна декорация использовалась по нескольку дней подряд. Разбирать декорацию в понедельник, чтобы восстанавливать ее в среду, было чересчур дорого. А «Спальня моей госпожи» была настолько стеснена в средствах, что Дженни приходилось изворачиваться и делать порой довольно странные вещи.
Сейчас действие крутилось вокруг внушительных размеров декорации огромного зала собраний в усадьбе Олмэк. Гримеры, костюмеры и осветители были уже там, готовые приступить к делу в любой момент. Дженни не смешалась с толпой. Чтобы увидеть всю сцену целиком, во всем многообразии планов, нужно было смотреть ее на мониторе. И Дженни пошла в кабину режиссера, похожую на космический корабль, прозрачную и круглую. Отсюда режиссер обычно командовал «Мотор!», звукорежиссер регулировал громкость, и тому подобное.
Дженни видела на экране, как Колли Лайтфилд, щеголеватый, немного женоподобный барон, беседовал с матерью, леди Лайтфилд.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87