— Она вновь рассвирепела. — Она помогает тебе почувствовать себя важной птицей. Большим и сильным. Да, я поняла. Но ведь ты не этого хотел! Тебе плевать на мое понимание. Ты хочешь, чтобы я простила тебя, сказала: «Все о'кей, приятель». Не дождешься! Я все поняла, но это совсем не значит, что я прощаю тебя.
— Понимание… прощение… все не то. — Он определенно не слышал ее. — Ты просто должна согласиться, что ничего подобного никогда не испытывала, что…
— Вон отсюда! Уходи.
Дженни без сил опустилась на ступеньки, ведущие из кухни к дверям. Она с силой прижала ладони к глазам, потом отняла их и провела по лбу, по волосам… Она не видела ничего вокруг. Только себя — свою кожу, бледно-желтые пуговки на рубашке, штанишки защитного цвета, голые ноги без носков.
…Волосы на ногах. Она собиралась сбрить их перед тем, как переодеться к ужину, но потом раздумала переодеваться. Дженни приподняла брючину. Коротенькие волоски покрывали всю икру. Они смотрелись ужасно — словно обгорелые пни после лесного пожара, если смотреть с большой высоты.
Наверное, Рита бреет ноги ежедневно. Или избавляется от волос при помощи воска… Может, она так же обрабатывает все тело. Или выбривает волосы на лобке в форме сердечка… или еще что-нибудь в таком роде… «Неужели суть в этом, Брайан? Конечно, она темпераментная баба, а я… Все эти ее невидимые лифчики и дразнящие шнуровочки… Значит, все дело в сексе?»
Дженни раз сто писала об обманутых и покинутых женщинах. В мыльных операх такое случается на каждом шагу. Как и выкидыши… Да, это все она сочинила, на самом деле ничего не происходит, нет…
Она очнулась сидя за столом. Дженни не помнила, как добралась до него, но теперь перед глазами была антикварная столешница из светлой шведской сосны. Брайан с такой любовью выбирал этот стол… Еще на прошлой неделе он обсуждал с ней, как переделать второй этаж. У него были наполеоновские планы — соединить аркой две большие комнаты, расширить ванную, установить стиральную машину… Только семь дней назад они говорили об этом. У него и в мыслях не было оставлять ее. Абсурд…
Кто-то идет. Он передумал? Возвращается? Но это был Алек.
— О… ты до сих пор ждешь?
Он положил на стол ключ — потемневший, исцарапанный, старый…
Дженни непонимающе глядела на него.
— Это ключ Брайана от твоего дома.
— Он оставил ключ?
Значит, это не сон. Брайан любил их дом. Поначалу он не хотел его покупать, опасаясь излишних обязательств, но потом так любовно им занимался. Для него это было лишним доказательством, что с Оклахомой покончено. У жителей Среднего Запада никогда не было таких высоких и узких домов из красного кирпича. Алек об этом как-то уже говорил. Дженни не стыдилась, в отличие от Брайана, своего происхождения…
Он оставил ключ. Променял дом на Риту. «Больше тебя ничто не связывает с Оклахомой. Теперь ты избавился и от меня. Значит, с прошлым покончено?»
Алек заговорил:
— Ты все еще его любишь?
Дженни не отвечала. Последние два года она так боялась этого вопроса! Что она могла ответить? Дженни закрыла лицо руками:
— Я чувствую себя обманутой… Все как в тумане. Мне казалось, годы, прожитые вместе, что-то значили. Но выяснилось, что я для него пустое место.
— Иногда лучше быть честным до конца, чем останавливаться на полпути…
— По-твоему, я в дураках?
— Ты не уронила своего достоинства.
Что он имеет в виду? В дураках она или нет? Не мог напрямую ответить! Она слишком устала, чтобы понимать иносказания. Внутри была звенящая пустота… Сейчас она могла говорить лишь напрямик:
— Он сказал, что мы никогда не любили друг друга, и это больнее всего. Он говорит, что я не могу понять его, потому что никогда не любила и не знаю, что такое любовь. Это ложь. Мы любили друг друга. Брайан не смеет зачеркивать прошлого. Не может от него отречься…
— Но он это сделал.
Какая несправедливость. Он уходит с глубочайшим убеждением, что никогда ее не любил.
— Наверное, людям следовало бы любить друг друга вечно. — Голос Алека звучал спокойно. — Но так не бывает. — Он положил ладонь на ее плечо. — Так почти никогда не бывает.
Теплая ладонь поглаживала ее руку. Это действовало успокаивающе. Дженни словно отогревалась под его ладонью.
— Глядя на тебя, я всегда вспоминаю Тинкер Белл.
Тинкер Белл? О чем он?
— Нет, я не о диснеевском мультике. Я про пьесу. Тинкер Белл чудесна. Она сильная, мужественная, справедливая…
— Но Питеру и потерянным мальчикам, — Дженни тоже хорошо знала «Питера Пена», — нужна была Венди.
Венди, милашка в белой ночной рубашечке. Венди, умеющая зашивать порванные кармашки. Мамочка-Венди. Прошлой весной Дженни целых восемь недель собиралась стать мамой. А потом организм сыграл с ней жестокую, злую шутку…
— Это были мальчики, Дженни, — голос Алека доносился откуда-то издалека. — Им нужна была Венди, потому что они малыши. Мужчинам нужно совсем другое.
«Брайан до сих пор мальчик. И не хочет взрослеть».
— Тинкер Белл выпила яд вместо Питера. Он слишком упрям и глуп, чтобы поверить, что в стакане действительно яд — и она выпивает его сама. Именно так ты и поступила, Дженни. Ты выпила яд, но парень не стоил того.
Выпила яд? Неужели?
— Но он предпочел мне вовсе не Венди, — горько прозвучало в ответ.
— Да, на Венди она похожа меньше всего, — согласился Алек.
— Но, ей-Богу, в «дамских штучках» она разбирается…
— Если ты о сексе, то я с тобой не согласен.
— Брось! Ты же ее видел. Почти всю — без купюр…
— Спору нет, она одевается как проститутка, чтобы ощутить власть над мужчиной, привлечь к себе внимание. Только с чувственностью это не имеет ничего общего.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87