Все начинается и заканчивается в уме. И пальцем не шевельнув, можно создавать новые абстрактные миры, исполненные логичной гармонии, приятные разуму не менее, чем отличнейшее вино языку. А если в форме какого-либо из этих миров обнаружится хоть малейший изъян — недосказанность или противоречие, — его можно будет разрушить незначительным усилием воли и тут же приступить к созиданию нового. Делабранш подбрасывал Маркизу кубики для возведения этих интеллектуальных построек. Поначалу Маркиз слушал с напряжением, однако погодя рассудок подсказал ему новый способ: теперь он слушал, смотрел и полемизировал с Делабраншем, углубившись в грандиозные, бесконечные лабиринты собственных мыслей, где всегда найдется время и место для любого спора. Делабранш говорил о том, что Маркиз уже знал, а если не знал, то предчувствовал. Отчего у него появилась возможность слушать самого себя и с самим собой не соглашаться.— Быть философом значит замечать дух там, где другие видят только букву, — говорил Делабранш. — Философа часто называют магом, но маг это прежде всего мудрец, способный разгадать окружающую его со всех сторон тайну. Первый шаг к разгадке — раскрытие причин, последствия которых нас ошеломляют. Чаще всего оказывается, что причины у чудес самые банальные и нет такого явления, которому нельзя было бы найти логичное объяснение. Это лишь вопрос времени. Великие маги были мудрее ученых философов. Они не только обладали знанием, но и умели его использовать. Разве не волхвы благодаря знанию звездных законов обнаружили знак, предвещающий рождение Христа? Сколь же эфемерна граница между магией и тем, что именуется наукой, если, ворожа по звездам, мы открываем управляющие ими законы и заставляем эти законы вкупе с прорицаниями служить действительности. Ясно, что не все предсказатели — волхвы и мудрецы. Нужно отличать настоящего мага от фокусников-отравителей, которые гадают по требухе и по кофейной гуще. Маг в подлинном значении слова велик и добр, ибо обладает знанием обо всех вещах, способен выявить естественную связь между причиной и следствием, а также умеет вызывать, называть и доступно объяснять поразительные явления, происходящие в природе. Магия — область, легко поддающаяся извращениям. Как вера может переродиться в ритуал, так и любое познание может запутаться в догмах. И тогда станет мертвым и смешным. Истина; в силу своей природы, представляется человеческому уму подвижной и переменчивой, ибо она необычайно сложна. Создание бездушных аксиом и жестких утверждений с целью описания истины только отдаляет нас от ее познания. Приведу пример. Желая описать природу листа, мы скажем, что он состоит из зеленой однородной субстанции. Однако, поднеся его к свету, мы увидим, что субстанция эта — сложная система прожилок, точек, выпуклостей. Еще раз посмотрев на лист, но уже через увеличительное стекло, мы убедимся, что и эти прожилки неоднородны. Если взять еще более сильную линзу, окажется: то, что мы считали основными элементами, — одна из высших форм организации.— Ты, сударь, все время говоришь о познании с помощью чувств и инструментов, обостряющих чувства. А ведь есть возможность познать все одновременно — причины и следствия, начало и конец, — и имя этому способу — откровение, — вмешался в рассуждения Делабранша Маркиз. Но старик ни на секунду не прервал, чтобы его выслушать, своей прогулки по библиотеке.— Я отдаю должное откровению, непосредственному восприятию, или — как говорит кое-кто — наитию. Да, это глубокое проникновение в суть вещей, но не знание. Знание, дарованное откровением, не передашь другому. В противном случае нам сейчас уже нечего было бы делать: ведь и до нас жило множество просвещенных и вдохновенных людей. Одни были прокляты, другие осуждены на изгнание или объявлены безумцами, а остальным просто не поверили, ибо суть познания — постепенное постижение истины. У того, кто пережил мистическое откровение, нет иных способов, кроме слов, чтобы поделиться новым знанием с другими. Еще он может указать путь, по которому сам шел к откровению, полагая, чго и всех прочих этот путь приведет туда же. Но так случается далеко не всегда. Путь же, о котором я говорю, доступен каждому. Не только избранным. В его основе — использование разума и органов чувств. Его начало — удивление, то есть своего рода чувствительность к неочевидному. Один, проходя мимо прорастающего желудя, сочтет это очевидностью, незыблемым законом природы. А другому то же самое покажется чудом, и он спросит себя: «Как получается, что из желудя, который может уместиться в кулаке, вырастает дерево, более могучее, чем многие из возведенных людьми построек? Какая тут действует сила и каким образом происходит это превращение? » И так со всеми вещами на свете. Присмотревшись к ним повнимательнее, мы восхитимся тем, сколь они чудесны. Потому так велика роль чуда. Об этом и рассказывает моя книга. О том, что все вокруг нас живо и гармонично, подчинено единой силе и ею поддерживается. Силу эту, которая объединяет и поддерживает живой мир, искали Платон и Аристотель, благодаря чему оба достигли вершин философии. И не важно, что один назвал ее идеей мира, а другой — универсальной природой. У меня нет сомнений, что они говорили об одном и том же. Эта У15 пшаЪШз чудесная сила (лат.).

скрыта в каждой вещи. Она обладает природой потока с его постоянной изменчивостью, неустанным движением. Она одна, но всегда разная. Это она подталкивает живые существа к вечному развитию и совершенствованию. Она требует, чтобы все сущее имело начало, период зрелости и конец.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53