Баки получились какие-то скособоченные, и Николай Борисович, посмеиваясь, говорил, что это отличные модели знаменитой падающей башни в Пизе… Потом началась бесконечная морока со швами. Швы держались на заклепках и пайке, вроде бы все было прочно и герметично, однако баки упорно протекали. Вместо камеры сгорания удалось приспособить цилиндр от авиационного двигателя, но в крышке цилиндра пришлось устраивать клапаны для воздуха, тут мы провозились больше месяца…
Корпус стоял в углу двора, под брезентом. Иногда я развязывал веревки, снимал брезент и залезал в кабину «Черепахи». Я пытался представить, как все произойдет: вот я открою краны, вода пойдет в баки, потом поверну пусковой кран, газ устремится в камеру сгорания, рывок рубильника — «Черепаха» помчится вперед… Жаль, что на нашей великолепной приборной доске не работали приборы — указатель скорости, указатель угла атаки… Я уже знал, что углом атаки называют угол наклона крыла к линии полета. Было что-то магическое в этих словах — УГОЛ АТАКИ. Словно прибор должен был показывать напряжение сил, отданных решающему порыву. Ах, если бы у каждого человека была возможность видеть свой угол атаки, чувствовать накал сил в этот день, в этот час, в этот миг!..
Мне отчаянно не хватало времени: я наспех ел, наспех спал, наспех готовил уроки. Однажды я подсчитал, сколько времени у меня в запасе. Жить предстояло еще лет пятнадцать (после тридцати лет маячила старость, эти годы я не учитывал). Целых пять лет — треть жизни, страшно подумать! — должны были уйти на сон. Если в день терять по пустякам три часа, надо вычесть еще год-полтора. Что же тогда остается?!
Расчеты произвели на меня ошеломляющее впечатление. Я стал чувствовать движение времени. Словно стоишь в быстрой горной реке, и вода стремительно обтекает тебя: мгновение — и она уже далеко, ее не догнать, не удержать.
Я посмотрел по часам, сколько времени нужно, чтобы прочитать книгу. Потом произвел подсчеты. Простая арифметика показала, что за всю жизнь я успею прочитать не больше тысячи книг. А что такое тысяча книг? Ведь только у Жюля Верна свыше ста книг!
Тогда я стал записывать, на что уходит время, пытался учитывать каждую минуту — с утра до ночи. Оказалось, что теряетс масса времени: вроде бы непрерывно чем-то занят, но все равно за день куда-то исчезают три-четыре часа… Прошли годы, пока я научился управлять временем, но это уже другая история, об этом надо писать другой рассказ. А в те дни у меня была только одна идея: нужно поменьше спать. Я попробовал меньше спать. За три ночи удалось выиграть два часа, зато в четвертую ночь я заснул так крепко, что начисто потерялись сэкономленные часы… А впереди было лето, меня тревожило множество нерешенных вопросов. Куда например, отнести время, когда ты лежишь на крыше городской купальни и загораешь? Потерянное это время или нет?..
В довоенные годы лето в Баку начиналось пятнадцатого апреля. До пятнадцатого апреля была зима, а потом сразу начиналось лето. Собственно, сейчас в Баку тоже только два времени года: лето, когда очень жарко, и зима, когда жарко не очень. Но до войны смена времен года была четче: пятнадцатого апреля — и ни днем раньше! — на улицах появлялись мужчины в белых брюках и женщины в белых юбках, открывались летние кинотеатры, пляжи, парки.
Пятнадцатого апреля мы с Яшкой устроили выходной. Мы ходили по улицам, это было странно: идешь и не спешишь, можешь даже постоять. О «Черепахе» мы решили в этот день не вспоминать. В городе появились новые трамвайные вагоны с мягкими креслами. Мы покатались на трамвае, посмотрели аттракцион «Петля смерти — мотоцикл на вертикальной стене», постояли около новой легковой автомашины «ЗИС». Раньше это было безумно интересно, а сейчас мы знали, что трамваи, мотоциклы, автомобили — прошлый век. Ну что такое трамвай, пусть даже с мягкими креслами, если скорость всего двадцать километров в час!.. Да и «петля смерти» нисколько не смертельна, об этом подробно написано в «Занимательной физике» Перельмана.
На приморском бульваре шли гонки шверботов, смотрел и впервые чувствовал, как медленно, как медленно, как невыносимо медленно ползут они под своими парусами. Ах, если бы здесь была «Черепаха»…
Потом мы поднялись в Нагорный парк. Там была выставка собак, и Яшка, нарушив уговор, начал доказывать, что первое испытание можно провести с собакой: так, мол, будет безопаснее. Мы едва не поссорились. Я считал, что испытывать катер должен человек: в случае чего человек сообразит, что предпринять. Забегая вперед, надо сказать, что недели через две Яшка все-таки притащил собаку с грозной кличкой Джульбарс. Это было веселое и добродушное существо — кривоногое как такса и пушистое как болонка. Яшка посадил Джульбарса в кресло, пес уставился на приборную доску, и тут его веселье сразу испарилось. Он внимательно оглядел приборы, затем обнюхал стоявшие рядом с креслом баки. Похоже, он быстро сообразил что к чему. Нервно тявкнув, Джульбарс выпрыгнул из катера и стрелой умчался в дальний угол двора, в подвал, откуда Яшка долго потом выманивал его ирисками.
Итак, пришло лето, а мы все еще возились с «Черепахой». Казалось бы, простое дело — установить баки. Так вот, баки установлены, и вдруг обнаруживается, что забортная вода заполнит их всего на одну треть: баки высокие, они выше уровня воды, а вода сама собой наверх не пойдет. Ужас: надо делать новые баки — низкие и широкие, их негде будет разместить и, следовательно, корпус тоже надо делать заново…
Выручила нас «Занимательная физика» Перельмана. Там описывалось как набирают воду скоростные поезда:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10