— Давайте, может, выпьем еще?
— Пошел ты к черту.
— Со льдом, пожалуйста. Адское пекло.
Джек что-то проворчал, направился к старому холодильнику, отколупал немного от ледяной шубы в морозилке (он никогда специально не замораживал лед) и бросил по куску в стаканы. Вылил туда остатки «Южной отрады».
— Глядите-ка, — поразился Эдвин. — Целую бутылку уговорили. Ваше здоровье!
Но Джек не притронулся к своему стакану.
— Хотите оставить внуку наследство, — сказал Эдвин. — Сделать ему сюрприз через много лет после смерти. На восемнадцатый день рождения…
— На двадцать первый, — сказал Джек. — Пусть подрастет, не дам я пацану в руки триста миллионов, обойдется.
— Тоже верно. В общем, вы хотите что-то ему оставить. Чтобы он сказал: «А дед, в конце концов, был неплохим человеком». Чтобы он помнил вас еще долго после вашей смерти. Это совсем не то, что вы мне навесили на уши: «После моей смерти умрет весь мир».
— Триста миллионов. Ему не придется ни на кого горбатиться. Езжай куда хочешь, делай что хочешь. Пусть парень покоряет мир.
— Нет, — сказал Эдвин. — Ему нечего будет покорять. Маленький Бенджамин унаследует огромное состояние — и все. Потратить-то будет не на что, и хуже всего — радости от денег не будет. Джек, почему мы такие, какие есть? Почему у нас самая большая, жадная и мощная страна в истории человечества, которая всех прижимает к ногтю, ест «биг-маки» и считает калории? Все дело в погоне за счастьем. Не в самом счастье. А именно в погоне.
— Послушай, — сказал Джек, но Эдвин не слушал.
— Какими были первые письменные документы? Первые записанные слова, первое, что важно было записать? Список покупок и военные отчеты. Вот что впервые нацарапали на глиняных дощечках и папирусе. Когда шумеры начали излагать жизнь словами, когда принялись вести записи о мире людей, они составили списки. Списки вещей, имущества. И великих деяний. С этого-то момента и начинается история: выявление затрат и права хвастунов. Первые писцы, первые литераторы писали не о самоуважении и общении с внутренним миром. Они не писали: «Каждый из нас особенная личность». Нет. Они писали о смерти королей и накоплении богатств. Собственность, гордость, грандиозные мечты. Вот что делает нас людьми. А вся эта эпидемия самосовершенствования и любви к себе, которую мы выпустили в мир, все подорвала. «Что мне открылось на горе» — преступление против человечества.
— Почему? — спросил Джек. — Потому что все сработало? И люди на самом деле избавились от имущества? Книга обещала счастье и принесла его. Люди счастливы. Вот и все.
— Нет, — сказал Эдвин. — Все хуже. Намного хуже. Они не просто счастливы — им ничего не нужно. Знаете, что происходит, Джек? Конец приключениям. Вы это хотите оставить в наследство: пресную жизнь?
— Когда Бенджамин получит эти деньги, он сможет…
— При чем тут деньги? Хотите, чтобы ваш внук рос в мире без приключений? Да? Finis coronat opus, Джек! «Конец — делу венец». Последний поступок человека подводит итог его жизни. Finis coronat opus! — Он прокричал три последних слова, будто хотел ударить ими воздух. Будто слова могут что-то изменить.
Джек молчал. Эдвин поднял стакан, подержал лед во рту. Язык онемел от пропитанной виски прохлады. Он думал о Мэй, ее безжизненных губах, пустом взгляде и ждал ответа, понимая, что сейчас все может измениться.
Ответа не последовало, Джек болтал в стакане остатки виски и смотрел в пространство. Затарахтел холодильник, компрессор нарушил тишину.
— Чего ты хочешь от меня? — спросил он наконец. — Как теперь всю эту пакость исправить?
— Писать, — ответил Эдвин. — Писать новую книгу. Не ради денег, а по велению сердца. Пусть это будут просто записки. Без фантазий и подсластителей. Без колыбельных песенок. Без блаженства. Ошеломите читателей. Расскажите, чему вас на самом деле научило бессмысленное приключение длиною в жизнь. Расскажите о человеческой глупости. О хаосе, о шлюхах, крыльях бабочки и невидимых особняках, заросших сорняками. О соляных копях, угольной пыли и смерти скандалиста. О том, как трахались, пили, прожигали жизнь и не получали от этого радости. О том, как вам страшно, что придется умирать. Об Оливере Риде. О Бенджамине. Обо всем.
Джек поразмыслил, затем произнес:
— Ты печатай, а я буду диктовать. Бумага там. Машинка под той кучей белья.
Под словом «белье» подразумевались «грязные вонючие тряпки». Эдвин осторожно разгреб майки и перепутанные носки — так убирают токсичные отходы — и, сдвинув в сторону останки стейка, обнаружил клавиатуру. Провел пальцами с одного боку машинки, затем с другого. Удивился и развернул ее, чтобы поближе рассмотреть.
— Что-то не пойму…
— Осёл, нет тут кнопки «вкл». Она механическая. Вставляешь бумагу и печатаешь. Высокие технологии. Печатай когда угодно. Даже без электричества. Даже при свечах. Батарейки не нужны.
— Правда? — Эдвин был искренне изумлен.
Быстро и нетерпеливо объяснив, как заправлять бумагу («Слова идут прямо на бумагу, — удивлялся Эдвин. — Так странно!») и передвигать каретку в конце фразы, Джек встал, сложил руки на груди и громким низким голосом продиктовал:
— Как стать несчастным. Тупак Суаре.
Эдвин напечатал название.
— Первая страница, первая строка. Счастье, по Платону, — высшая цель жизни. Но Платон был засранцем и переоценивал важность человеческого счастья…
И дело пошло. Джек диктовал, Эдвин печатал. Всю ночь. Снаружи тени удлинились, солнце зашло, в пустыне становилось все прохладнее. Боб и Леон уснули в машине — они были не настолько трусливы, чтобы совсем бросить Эдвина, и не настолько храбры, чтобы штурмовать трейлер и спасать его.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86