Как воробьи, кучками собирались они возле работниц, кричали и прыгали, носясь с места на место. Даже Мугуйя в этот день отпустила Аптрахима полакомиться, вместе с Аптрахимом увязалась и Гамиля, хотя отец, уходя, строго-настрого запретил ей отлучаться из дому и велел сидеть возле Мугуйи и ухаживать за ней. Но когда из летников вынесли большие деревянные чаши и бочонки с эркет, кислым молоком, много дней копившимся там, и Аптрахим с радостным визгом кинулся навстречу женщинам вместе с другими ребятишками, Гамиля не выдержала. Сложив руки, девочка повернулась к лежавшей на нарах Мугуйе:
— Пожалуйста, отпусти меня на немного! Вот на столечко, — девочка показала матери мизинец. — Я мигом, только посмотрю — и обратно!
Мугуйя ничего не ответила ей, даже не пошевелилась, и девочка, ступая на цыпочках, вышла из юрты, а через минуту уже мчалась со всех ног туда, где варили эркет, где так весело кричали и прыгали ее сверстники и сверстницы.
Вывалив эркет в большие чаны, женщины начали помешивать густую белую массу. Сверху в чанах глыбами всплывала губчатая легкая пена, и ребятишки, набежавшие с ложками; пробовали ее. Когда же сваренный эркет залили в мешочки и повесили на сучья, от детворы совсем не стало отбоя. Разинув рты, они становились под мешками, стараясь поймать струйку сыворотки, толкая друг друга, пыхтя и испуская победные вопли, если удавалось хоть на секунду перехватить тоненькую голубоватую струйку губами. Но самое интересное — приготовление курута — было впереди. К середине дня сыворотка перестала капать из подвешенных мешков, и женщины, сняв их, принялись месить творог, посыпая его солью. Гамиля подбежала к одной из них:
— Апакай, апакай, дай попробовать немножко курута!
Аптрахим, державшийся возле сестры, тоже заклянчил:
— И мне дай попробовать!
Женщина, не обращая внимания на ребятишек, продолжала месить.
— Видишь, апакай, ты сама не пробуешь и нам не даешь, — лукаво продолжала Гамиля. — А вдруг он слишком кислый получится?
— Да, да, а вдруг получится кислый? — как эхо, повторил Аптрахим.
Работница старалась не смотреть на детишек, но они были так настойчивы и неотвязны, что женщина не выдержала и улыбнулась.
— Вот вы какие попрошайки! — сказала она полусердито-полуласково. — Вам бы лишь живот набить, а если байбисэ увидит!
— Ее нет, она в юрту пошла! — заговорщически прошептала Гамиля. — Дай немножечко, всего один кусочек!
— Один кусочек! — повторил за сестрой Аптрахим.
— Идите, идите отсюда! Только мешаете!
— Ах, какая ты жадина! — крикнула Гамиля, отскочив на безопасное расстояние. — Давно бы уже дала, пока байбисэ нет а ты просто жадина! Жадина!
Быстро оглянувшись и увидев, что Хуппинисы действительно нет поблизости, женщина сунула ребятишкам по кусочку сырого курута. Те закричали:
— Спасибо! Спасибо!
— Ладно, бегите отсюда! — замахала руками женщина. — Ремня на вас нету, попрошайки!
Тем временем работницы вывалили в чаны эркет, и Гамиля с Аптрахимом снова побежали пить сыворотку. Рядом с мешками уже поставили лаш — высокое, на четырех кольях, решето из жердочек и лучинок, связанных между собой; здесь сушились на солнце приготовленные головки курута.
Один из мальчиков схватил целую головку и побежал в чащу. Почти тотчас из дверей юрты выскочила Хуппиниса с кочергой в руке. Размахивая ею, она побежала вслед за мальчиком, громко крича:
— Разбойник! Ну погоди, поймаю тебя, так уши надеру, что до земли отвиснут! И родителям скажу!
Босые пятки мальчугана замелькали еще быстрее, и Хуппиниса, убедившись, что его не догнать, остановилась, все еще размахивая кочергой и тяжело дыша. Но не успела она отдышаться, как ноги сами понесли ее обратно к юрте: на решете с курутом лакомилась целая стая трясогузок. Помахивая хвостиками, они хватали кусочек побольше и быстро улетали прочь. Охая и кляня крылатых воришек, Хуппиниса села у решета и положила кочергу рядом с собой.
— С места не сойду, — проворчала она. — Что же это будет, если курут станет исчезать прямо у меня на глазах, будто его и не было? Может быть, прикажете над очагом лаш устраивать, несмотря на летнее время?! Кому же тогда, интересно, влетит от моего мужа за то, что курут закоптелый, а? Я спрашиваю, кому?! — Она вздохнула, отвернулась от ребятишек и тут же вскочила на ноги с громким криком.
Но было поздно. Коршун камнем упал возле изгороди и тотчас взмыл, держа в клюве цыпленка.
— Ты что, ослепла? — обретя дар речи, завопила Хуппиниса на мгновенно съежившуюся работницу. — Ротозейка! Не можешь даже за цыплятами посмотреть! Да я так по миру с вами пойду! — чуть не плача, причитала она. — Ну, что я опять скажу мужу, когда он приедет? Что я ему скажу?!..
Убежав от Хуппинисы, ребятишки снова собрались вместе. Съев последний кусочек курута, Аптрахим слизал прилипшие к ладоням крошки и сказал, поглядев на сестру:
— Теперь на реку пойду, а ты со мной не ходи, мы там купаться будем!
— Почему это мне с тобой нельзя? — запротестовала Гамиля. — Везде можно, а на речку нельзя!
— Нельзя! — повторил Аптрахим, насупившись. — Тебе отец что велел? Дома сидеть, маму сторожить! А мне везде бегать можно, меня отпустили… — И, не выдержав своей важности, Аптрахим высунул язык.
— А вот и пойду! — тоже высунув язык, за явила Гамиля.
— А я на тебя отцу пожалуюсь! — в тон ей ответил Аптрахим. Он боялся, что мальчишки будут дразнить его за то, что ой ходит с сестрой; и так уже младший сын Ягуды-агая сказал ему сегодня: «А ты, малай, как всегда, с нянькой?» — и засмеялся так ехидно, что Аптрахим покраснел и скорее спрятался за спины других мальчишек.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133