Он идет впереди меня.В конце коридора он поворачивает налево, к трапу, ведущему на верхние этажи. Но я выхожу направо, на палубу, и он вынужден идти следом.Я встаю у борта. Воздух насыщен ледяной влагой, ветер сильный, порывистый. Впереди справа виден свет.— Хельсингёр-Хельсинборг. Самый судоходный фарватер в мире. Маленькие пассажирские паромы, железнодорожные паромы, огромная гавань прогулочных яхт, контейнеровозы. Каждые три минуты здесь проходит судно. Другого такого места нет. Мессинский пролив, я бывал там много раз, это ерунда. Вот это — это действительно пролив. А в такую погоду, как сейчас, на радаре помехи — тут плывешь, словно на подводной лодке в молочном супе.Его пальцы нервно барабанят по планширю, но глаза пристально смотрят в ночь, в них что-то, напоминающее восторг.— Мы ходили здесь, когда я был в мореходном училище. На парусном судне. Солнце светит, по левому борту Кронборг, а девчонки в яхтенной гавани приходили в восторг, когда нас видели.Я иду впереди. Мы поднимаемся на три этажа и выходим на навигационный мостик. Справа от трапа за двумя большими стеклянными окнами находится штурманская рубка. В помещении темно, но над развернутыми морскими картами горят слабые красные лампочки. Мы заходим в рулевую рубку.Свет здесь погашен. Но под нами, освещенная единственным палубным фонарем, выдаваясь на 75 метров вперед в ночь, лежит палуба “Кроноса”. Две шестидесятифутовые мачты с тяжеловесными грузовыми стрелами. Рядом с каждой мачтой четыре лебедки, у лестницы, ведущей на короткую палубную надстройку, находится отсек для управления лебедками. На палубе между мачтами, под брезентом, прямоугольный контур, где несколько маленьких синих фигурок укрепляют длинные поперечные каучуковые стропы. Наверное, это МДБ, списанный с флота десантный бот. На носу — большое якорное устройство и разделенный на четыре части люк трюма. Вдоль леера через каждые тридцать футов на стойках расположены белые прожекторы. Кроме этого — пожарные гидранты, огнетушители, спасательное оборудование.Больше ничего. Палуба находится в образцовом порядке и готова к отплытию.А теперь на ней уже и нет никого. Пока я стояла, синие фигурки исчезли. Свет гаснет, палубы не видно. Далеко впереди, там, где форштевень врезается в волны, внезапно возникают белые протуберанцы брызг. По обе стороны корабля, на удивление близко, проступают огни берегов. Под дождем желтый свет прожектора делает Кронборг похожим на мрачную современную тюрьму.В темноте помещения отчетливо видны два зеленых медленно вращающихся луча на экране радара. Красная матовая точка в большом водяном компасе. В центре у окна, положив руку на румпель, вполоборота к нам стоит человек. Это капитан Сигмунд Лукас. За ним прямая, неподвижная фигура. Рядом со мной, беспокойно покачиваясь на носках, стоит Ясперсен. — Вы свободны.Лукас говорит это тихо, не оборачиваясь. Фигура, стоящая за его спиной, исчезает за дверью. Яккельсен следует за ней. На какое-то мгновение его движения перестают быть ленивыми.Глаза медленно привыкают к темноте, и из ничего возникают приборы, некоторые из них мне знакомы, некоторые — нет, но всех их объединяет то, что я всегда держалась от них подальше, потому что они имеют отношение к открытому морю. И потому что для меня они символизируют культуру, которая воздвигает неодушевленную преграду между собой и стремлением определить, где находишься.Жидкокристаллический дисплей компьютера спутниковой навигации, коротковолновый радиоприемник, Лоран-С — радиолокационная система, в которой я так и не смогла разобраться. Красные цифры эхолота. Навигационный гидролокатор. Креномер. Секстан на штативе. Приборная доска. Машинный телеграф. Вращающиеся стеклоочистительные устройства. Радиопеленгатор. Авторулевой. Две панели с вольтметрами и контрольными лампочками. И надо всем этим — настороженное, непроницаемое лицо Лукаса. Из УКВ-радиоприемника доносится постоянный треск. Не глядя, он протягивает руку и выключает его. Становится тихо.— Вы на борту, потому что нам была необходима горничная. Стюардесса, как это теперь называется. И не по какой другой причине. В прошлый раз мы беседовали о приеме на работу, и ни о чем ином.В болтающихся сапогах и в слишком большом свитере я чувствую себя маленькой девочкой, которую отчитывают. Он даже не смотрит на меня.— Нам не сообщили, куда мы плывем. Об этом мы узнаем позже. До этого момента мы просто плывем прямо на север.В нем что-то изменилось. Это его сигареты. Их нет. Может быть, он вообще не курит в море. Может быть, он уходит в море, чтобы освободиться от власти игорных столов и сигарет.— Штурман Сонне покажет вам судно и расскажет о ваших служебных обязанностях. Они состоят в небольшой уборке. Вы также будете отвечать за стирку белья на судне. Кроме этого вы иногда будете подавать еду офицерам.Почему же он все-таки взял меня с собой?Когда я дохожу до двери, он окликает меня, голос его тих и полон горечи.— Вы слышали, что я сказал? Да? Вы понимаете, что мы плывем, неизвестно куда?Сонне ждет меня у дверей. Молодой, правильный, коротко стриженый. Мы спускаемся на один ярус, на шлюпочную палубу. Он поворачивается ко мне и, понизив голос, серьезно говорит.— В этом плавании у нас на борту представители судовладельца. Они живут в каютах на шлюпочной палубе. Вход туда категорически запрещен. Если только вас не попросят обслуживать за столом. И ни в каком другом случае. Никакой уборки, никаких мелких поручений.Мы продолжаем спускаться вниз. На прогулочной палубе находится прачечная, сушильня, кладовая для белья.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150