— Прости, — вот и все, что он сумел выдавить из себя.
Опустившись на колени, она продолжала паковать вещи. Слезы вновь заструились по ее лицу.
Посреди ночи он проснулся и сел у окна. В гостинице было тихо, машины не проезжали под окнами. Только настойчивый плеск моря. Он словно видел, как ночная тьма сливается с северными водами там, вдалеке.
Когда— то, ребенком, родители взяли его с собой в круиз. Однажды вечером, после ужина, они с отцом вышли на палубу, и Полу представилось, как было бы, если б он упал, растворился в безбрежной, безымянной темноте. Он и посейчас помнил, как тяжко забилось сердце, как он вцепился в перила, отгораживавшие от гибели.
Кто мог бы предсказать все, что случилось с ним с той поры, объяснить, отчего так вышло?
Он вырос и столько раз уже воображал свой последний час, что эта мысль сделалась для него старым другом, приносила утешение.
Час или дольше он сидел, прислушиваясь к шуму волн. Потом спокойно подошел к столу, спокойно написал прощальную записку:
«Я давно уже обременяю тебя. Надеюсь, потом ты будешь вспоминать наши лучшие времена. Прости меня».
После завтрака они садятся в такси и едут на станцию. Садятся в первый вагон, складывают веши на багажную полку у двери, находят отдельное купе.
Динамик над головой извещает, что стоянка продлится десять минут, в точности по расписанию (Пол сверялся).
Эллен роется в сумочке. Пол нащупывает в кармане заготовленный конверт.
Эллен наклоняется, пряди волос, разделенные пробором, высвобождаются из-за ушей, падают вперед. Он мыл эти бархатные черные волосы через несколько дней после свадьбы. Они лежали в ванне, в квартире Эллен, он намыливал ей голову, покоившуюся на его груди. У них будет трое детей, мечтала она вслух. Кладовые, набитые детскими игрушками и зимней одеждой, летние каникулы, дом, куда они будут возвращаться из отпуска.
Довольно, приказывает он себе и прекращает вспоминать. В приемной доктора Горм-ли останется вешалка для пальто. Бежевый кулер. Зачитанные журналы. Неясный гул. Воздух без запахов. Он видит Эллен, она одна, идет мимо полок супермаркета, останавливается, снимает с полки консервы. Как он устал…
В окно Пол наблюдает, как последние пассажиры садятся в поезд на дальнем конце перрона. Рокот электровоза становится громче. Пол поднимается и, наклонившись, целует жену в щеку.
— Схожу в туалет, — предупреждает он и, не удержавшись, добавляет: — У тебя все будет хорошо.
— Конечно, — рассеянно отвечает она, вертя в руках билет.
Он быстро прошел по коридору. В конце вагона снял с полки свой чемодан и вышел. На платформе стоял проводник.
— В купе номер двенадцать едет дама, — сказал ему Пол. — Можете передать ей?
Кондуктор взял у него из рук конверт, не проявляя особого интереса.
— Передам, — пообещал он и поднес к губам свисток.
Миссис Маклагган как раз возвращалась из магазина, когда Пол свернул на ее улицу.
Она заметила его, лишь когда Пол подошел вплотную к дому,
— Мистер Льюис! — воскликнула она, покосившись на чемодан. — Решили погостить у нас? Как приятно! Альберт будет рад.
Все тот же пронзительный запах гниения ударил им в ноздри, когда открылась дверь. Терьер бежал по пятам. В кухне Пол дождался, пока миссис Маклагган разберет сумку с консервами и овощами.
— Похолодало нынче утром, — сказала она. — Скоро все покроет иней. Пару дней тут собственного носа не разглядишь за туманом и снегом.
Разложив по местам покупки, она наполнила чайник водой из-под крана.
— Вы уж угодили вчера Альберту, еще как угодили!
— Как вы справляетесь с этим? — спросил Пол. — Знать, что он скоро умрет…
Хозяйка поставила на поднос сахарницу и молочник.
— Вам это покажется странным, но мне это дело знакомо. Понимаете, я служила нянечкой в госпитале, во время войны. Вас, дорогой, тогда и на свете не было. Людей не хватало отчаянно. Во всех магазинах поразвешали объявления, приглашали молодых женщин работать на юге. Я так далеко не бывала. Меня послали в госпиталь под Саутгемптоном. К нам направляли тех, кто уже не годился в строй. По большей части они были в полном порядке, только руки или ноги не хватало… Но были и другие, обреченные. Им мы ничем помочь не могли, старались только устроить поудобнее. Некоторые нянечки — совсем молоденькие, понимаете, да мы все были молоды — говорили умирающим, будто все обойдется. Но у меня, мистер Льюис, у меня не получалось сказать им такое. Это же вранье. Она заварила чай.
— Кровати были с колесиками. После обхода врачей я перевозила самых тяжелых поближе друг к другу, чтобы они могли поговорить. Им важно было, что кто-то еще знает, так я это понимаю.
Большой чайник уже сполоснут и снова стоит на шкафчике.
Они поднимаются по лестнице, миссис Маклагган несет поднос. Альберт уснул, красная щека прижата к подушке. Миссис Маклагган ставит поднос на маленький столик.
— Оставлю вас вдвоем, — предлагает она, дотронувшись до плеча Пола.
Она уходит, а он садится на стул возле кровати. Вблизи он может различить черты мальчишеского лица, почти скрытые струпьями: тонкие губы, заострившийся нос, костлявый кельтский лоб, углы черепа остро проступают над висками. Вонь щекочет ноздри, но Пол вдыхает ее свободно, полной грудью.
Уже недолго, думает он. Им обоим недолго ждать.
Голова мальчика перекатывается на подушке, Альберт просыпается.
— Хочешь послушать еще одну историю? — спрашивает Пол.
Альберт кивает. В его глазах Пол читает не благодарность, но прощение.
— Расскажи мне про королей.

Возвращение

Наконец ответ пришел, письмо от священника, напечатанное на машинке, без обратного адреса на конверте.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58