Посмотрим, на сколько тебя хватит.
Алек повез Оливию в Джоки-Ридж. Она не раз видела огромные дюны с шоссе, но ей и в голову не приходило пройтись по ним. Оливия надела поверх купальника шорты Алек одолжил ей футболку и намазал ее обгоревший нос защитным кремом. Поднялся ветер, и дюны меняли очертания буквально у них под ногами. Запыхавшись, они добрались до самой высокой точки и сели там, наблюдая за серфингистами на ярких досках.
Потом Алек повез Оливию к маяку Боди-Айленд. Они обошли его кругом, глядя вверх на башню, выкрашенную черными и белыми полосами, пока Алек рассказывал ей историю этого маяка. Он чувствовал себя немного виноватым из-за того, что не повез Оливию к Киссриверскому маяку. тем более что сам просил ее рассказать о нем другим. Алек уговаривал себя, что от того места, где они находились, до Киссривер было далеко. Хотя он знал истинную причину своего нежелания. Киссриверский маяк принадлежал ему и Анни. Он не был готов поделиться им с кем-то еще.
Они рано поужинали и отправились обратно к Рио-Бич. где осталась машина Оливии.
— Когда ты снова вернешься к работе, Алек? — поинтересовалась Оливия.
— И ты туда же! — воскликнул он.
— Такой длинный отпуск вряд ли пойдет тебе на пользу.
— Это все потому, что ты трудоголик.
— И мне нужны деньги.
Алек свернул на парковку и заглушил мотор.
— Жизнь Анни была застрахована. — Он посмотрел на Оливию. — Мне это казалось странным. Оформить страховку на триста тысяч долларов женщине, которая зарабатывала в год тысяч пятнадцать в лучшем случае и большую часть из них отдавала. Или тратила их на страховые взносы. — Алек усмехнулся. — Для меня это было ударом. Том нашел страховку, когда разбирал вещи Анни в мастерской.
— Почему она застраховала свою жизнь? Алек не отрывал взгляд от океана.
— У меня два объяснения. Либо Анни знала, что в случае ее смерти я буду настолько сломлен горем, что просто не смогу работать. Либо к нам домой явился страховой агент, и она подписала документы, чтобы не огорчать его отказом. — Алек покачал головой. — Думаю, именно поэтому моя жена просто раздавала большую часть своих работ. Она так и не преодолела неуверенность в себе. Анни никогда не верила, что кто-то может любить ее лишь ради нее самой.
— Люди работают не только ради денег, — заметила Оливия. — Тебе же нравится оказывать помощь больным животным? Ты просто преобразился, когда рассказывал о пострадавшем жеребенке. Почему бы тебе не возобновить практику, пусть пару раз в неделю?
Алек замялся на мгновение.
— Меня это пугает. Я еще не в лучшей форме, хотя постепенно прихожу в себя. — Он посмотрел на Оливию. Ее лицо покраснело. Вечером сожженная кожа еще даст о себе знать. — Летом в ветлечебнице горячая пора. Очень много несчастных случаев… Господи, кому я об этом рассказываю? Но я говорил о кошках и собаках.
— Они тоже страдают, и их хозяевам от этого плохо.
— Верно. Меня это никогда особо не волновало, но после гибели Анни…
— Это все равно что садиться на лошадь, — оборвала его Оливия. — Ты должен это сделать, и чем дольше ты тянешь, тем труднее тебе становится. После особенно тяжелых случаев я заставляю себя идти на работу на следующий день, если даже по графику у меня и выходной. На другой день после смерти Анни я тоже работала, хотя и не должна была выходить.
— Ты слишком сурова к себе, Оливия.
— Не уходи от темы, — сказала она. — Ты начинаешь принимать раз в неделю, договорились?
Алек улыбнулся.
— Если ты позвонишь Полу и договоришься с ним о встрече в следующую субботу.
Пол думает, что совершил ошибку, уйдя от нее.
Эти слова не выходили у Оливии из головы, пока она ехала из Рио-Бич, направляясь к маленькому магазинчику напротив мастерской Анни, где она видела колыбель. Продавец помог ей погрузить коробку в багажник «Вольво», и Оливия отправилась домой с давно забытым ощущением надежды. Она чувствовала себя замечательно, если не считать того, что солнечный ожог заявил о себе.
Оливия дотащила коробку до будущей детской, перекатывая ее с боку на бок. В маленькой комнате с желтыми обоями она прислонилась к стене, чтобы немного отдохнуть, прежде чем начать собирать колыбель.
Вечером она обязательно позвонит Полу, попросит о встрече, поговорит с ним. Идя к почтовому ящику, Оливия репетировала, что скажет мужу. В руки ей упал листок из записной книжки с запиской от Пола:
«Заезжал к тебе, но не застал. Улетаю в Вашингтон. Пробуду там неделю, нужно собрать кое-какие материалы для статьи. Позвоню, когда вернусь».
Оливия смотрела на листок, на знакомый почерк. Потом она скомкала его и сжала в кулаке. Ей хотелось помчаться следом за Полом, позвонить ему в гостиницу и крикнуть: «Разве не ты только вчера сказал Алеку О'Нилу, что ты совершил ошибку?»
Но она знала, что ничего подобного делать не станет. Оливия вернулась в дом, налила холодного чая, чтобы промыть солнечные ожоги. Она позвонила Алеку и сказала, что с удовольствием поедет с ним в Норфолк в следующую субботу.
26
В среду у Джонатана Кремера был день рождения. Оливия согласилась выйти вместо него в вечернюю смену, надеясь, что работа отвлечет ее от мыслей об обследовании, назначенном на следующее утро. Около шести вечера заехал Алек, привез ей толстую папку с материалами о маяке, которая могла пригодиться ей во время ток-шоу на радио в Норфолке. В это время было много пациентов, и поговорить им не удалось.
— Когда ты заканчиваешь? — поинтересовался Алек, перегнувшись через стойку регистратора.
— В полночь, — со вздохом ответила Оливия. Вечером им не удастся поговорить по телефону.
Около одиннадцати ей сообщили, что помощь требуется подростку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131