— Вчера вечером я перечитывал «Крушение „Восточного духа“, — сказал он.
— Зачем?
Захотелось почувствовать себя ближе к тебе. Я читал и вспоминал свои ощущения в те дни, когда я наблюдал за твоей работой в больнице и влюбился в тебя. Ты помнишь, как это было прекрасно?
— Ив самом деле прекрасно! — Оливия горько рассмеялась. — Погибли сорок два человека. Фантастика, что и говорить. — Она туг же пожалела о своей язвительности. Пол встал, на лице появилось обиженное выражение.
— Ты изменилась, стала жесткой.
— Я просто боюсь снова сближаться с тобой.
— Что же мне делать, Лив?
— Для начала ты мог бы избавиться от оставшихся витражей.
Пол кивнул.
— Согласен. Завтра же найду для них новых хозяев. Оливия вдруг стало страшно, когда она поняла, что, даже если ее муж выбросит все связанное с Анни О'Нил, она может не захотеть жить с ним, потому что он переменился.
— Ты с ней спал, — негромко заметила Оливия. — И это больнее всего. Этого ты выбросить или отдать не сможешь, и мне будет казаться, что эти воспоминания по-прежнему живы в тебе. Если мы будем заниматься любовью, я буду думать, что ты нас сравниваешь. Или представляешь ее на моем месте.
Пол испугался.
— Нет-нет. — Он сел рядом, привлек ее к себе. — Я люблю тебя, Лив. Я просто на какое-то время Потерял рассудок, вот и все. — Пол поцеловал ее, и Оливия ответила на его поцелуй, надеясь, что почувствует нежность к мужу, но ей захотелось укусить его за губу, почувствовать вкус его крови. Она отпрянула от него, неловко скрестила руки внизу живота, чтобы Пол не касался ее.
Он выпрямился.
— Догадываюсь, что ты не хочешь, чтобы я остался на ночь. — Оливия кивнула. — Мне тебя не хватает.
— Я тоже по тебе скучаю, Пол. Мне очень одиноко без тебя, но я должна быть в тебе уверена. Позвони мне, когда избавишься от Анни, когда будешь совершенно уверен, что на все сто процентов покончил с ней.
Оливия осталась сидеть на диване, пока Пол надевал ботинки. Когда он чуть сжал ее колено, не говоря ни слова, не глядя на нее, она поняла, что Пол очень расстроен.
После его ухода Оливия расстегнула «молнию» на джинсах и с облегчением вздохнула. Положив руку на округлившийся живот, она перевела взгляд на телефон. Десять тридцать пять, а Алек так и не позвонил.
Она должна быть честной с собой. Она беременна от мужа и не уверена, что по-прежнему любит его. Она любит мужчину, который все еще любит свою покойную жену.
37
Ребенок шевельнулся у нее в животе, и это разбудило Оливию. За окном ее спальни первые розовые лучи рассвета окрасили небо. Снова легкое движение, похожее на трепет птичьих крыльев.
Она закрыла глаза, положив ладони на живот. Может быть, ей это приснилось? Нет, все было слишком реальным. В ней шевелился ребенок Пола.
Оливия задремала и проснулась, когда солнце было уже высоко и ее спальня была наполнена веселым светом. Она не шевелилась, пытаясь почувствовать хоть что-то. Возможно, это все-таки был сон. Или игра ее воображения.
У Оливии был выходной, поэтому она еще была в халате, когда подобрала на крыльце свежий номер «Береговой газеты». После злополучного интервью Джонатана она не без опаски открывала газету, но в этом выпуске должно было появиться сообщение о том, что Кремер уходит из отделения.
И действительно, заметка об этом оказалась на первой полосе. В ней говорилось, что Джонатан Кремер написал заявление об уходе из отделения неотложной помощи. Далее следовало повторное описание сложившейся неприятной ситуации. Читателям предлагалось сделать собственные выводы о причине скоропалительного ухода доктора Кремера. Оливия испытала острое разочарование, прочитав заметку.
Она доедала рулет с черникой, когда дошла до раздела «Из почты главного редактора». Оливия решила на этот раз не читать опубликованные письма. Обычно половина посланий содержала грубые нападки в ее адрес, обвинения в том, что она убила Анни О'Нил. Оливия собиралась уже перевернуть страницу, когда увидела подпись под последним из напечатанных писем: Алек О'Нил. Она снова расправила страницу и стала читать:
«Я пишу для того, чтобы выразить свое недоумение и возмущение по поводу негативных отзывов и враждебности по отношению к врачу отделения неотложной помощи Оливии Саймон, попытавшейся спасти жизнь моей жены, Анни Чейз О'Нил. Как врачу, пусть и ветеринару, мне известно, насколько трудно принимать решения, особенно в том случае, когда речь идет об огнестрельном ранении. Но все равно я не сомневаюсь в том, что доктор Оливия Саймон сделала все правильно, пытаясь спасти жизнь Анни. Я понимаю гнев моих сограждан, их попытки найти виноватого, потому что последние семь месяцев я и сам испытываю такие же чувства. Люди, знакомые с Анни, знавшие ее великодушие и щедрость, понимают, что она сама никогда бы не причинила вреда другому человеку, не попыталась бы сломать чью-то карьеру. Если вспомнить общественную деятельность Анни на Внешней косе, начиная с защиты смотрительницы Киссриверского маяка Мэри Пур до кампании прошлого года за то, чтобы больному СПИДом ребенку разрешили посещать школу на общих основаниях, становится ясно, что моя жена всегда стремилась помогать другим. Нападки на человека, который, рискуя собственным благополучием, попытался помочь Анни, — это недостойная дань ее памяти.
Доктор Саймон исполнила свой долг, попытавшись спасти Анни в скромных условиях нашей больницы, хотя она могла перестраховаться и отправить мою жену в Мемориальную больницу Эмерсона, обрекая ее на смерть в пути. Доктор Саймон заслуживает нашей поддержки, а не порицания».
Оливия дважды перечитала письмо, забыв о завтраке.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131