Этот маяк всегда как-то странно завораживал его. В тот день, когда они приехали в Аутер-Бенкс, он отправился посмотреть на него еще прежде, чем они занесли в дом все коробки. Оливия осталась дома и распаковывала вещи, слегка обеспокоенная, что ее оставили трудиться одну, и расстроенная, что он не позвал ее с собой. Этот день стал началом конца.
– Это было так странно, Оливия. Я прихожу на собрание и оказывается, что председатель комитета ни более ни менее как муж Энни. – Он посмотрел на нее, и она поняла, что он проверяет, можно ли говорить на эту тему.
Она сама не знала, что выражает ее лицо. Алек был председателем комитета по защите маяка? Пол работал с ним вместе, плечом к плечу? Мысли быстро прокручивались у нее в голове. Должна ли она сказать Полу, что они с Алеком знакомы? Тогда ей нужно будет рассказать и об уроках, которые она брала, и о двух приглашениях на обед. Она чувствовала, что все больше и больше запутывается в паутине лжи.
– Я хотел тут же уйти, – продолжал он, размахивая печеньем в воздухе, – но мне пришлось остаться. Ведь я буквально умолял, чтобы меня взяли в комитет, но совершенно не ожидал при этом, что Алек О'…– он замолчал и театральным жестом прикрыл рот рукой. – Извини. Думаю, ты не хочешь снова слушать всякую чепуху, связанную с Энни.
– Все нормально, – ответила она. – Можешь говорить о ней, сколько хочешь. Я знаю, что тебе это необходимо. Я знаю, что тебе больше не с кем поговорить о ней. – Она подумала, что он, наверное, чувствовал себя примерно так же, как она сама, когда сегодня днем рассказывала о нем Алеку. Наконец она поняла, как Полу необходимо излить свои чувства кому-нибудь.
Он сел по другую сторону стола и уставился на нее, его глаза покраснели.
– Зачем ты все это делаешь? – спросил он. – Зачем ты сидишь здесь и позволяешь мне болтать о женщине, из-за которой разрушился наш брак?
– Потому что я все еще люблю тебя и беспокоюсь о тебе.
Он отвернулся от нее.
– Я больше не могу говорить с тобой о ней. Это всегда было нехорошо с моей стороны.
Оливия встала и подошла к нему. Опустившись на колени, она взяла его за руку, но он выдернул ее. На его лицо появилось напряженное выражение.
– Не надо, – сказал он. Она опустилась на ковер.
– Помнишь наши долгие прогулки по утрам?
Он нахмурился:
– Почему ты заговорила об этом сейчас?
– Это одно из самых моих любимых воспоминаний: как мы с тобой гуляли, взявшись за руки, по парку Рок-Крик. Покупали в маленькой закусочной бутерброды с сырным кремом и зеленым луком и…
– И почти каждый раз твой пейджер начинал пищать.
Она прислонилась спиной к стене, чувствуя свое поражение:
– Неужели это было так часто?
– Можешь в этом не сомневаться.
– Тогда мне так не казалось. Если бы я знала, чего это будет мне стоить, я постаралась бы как-то исправить ситуацию.
Раньше она думала, что он восхищается ее усердием. «Ты – трудоголик», – говорил он, и по его интонации можно было заключить, что это скорее нежное поощрение, нежели осуждение. Конечно, он понимал, почему она стала такой. Он знал это лучше, чем кто-либо другой. Еще в школе, а затем и в колледже, она сознательно с головой ушла в учебу, не оставив себе времени для личной жизни. Работа оберегала ее от флирта, которому она, так и не научилась, и от случайного секса, о котором вообще не могло быть и речи. А к тому моменту, когда она познакомилась с Полом и поняла, что рядом с ним ей ничто не угрожает, работа уже прочно вошла в ее жизнь, и, казалось, нет причин что-то менять. Теперь она увидела свою ошибку: приняв Пола как нечто само собой разумеющееся, она отдала ему так мало самой себя, что он был вынужден фантазировать, чтобы представить себе всю ее целиком. И однажды он обнаружил, что его фантазия гораздо лучше действительности. Их брак потерял всякий смысл.
– Это моя вина. – Она уронила голову на руки. – Это моя вина, что все развалилось. Я так скучаю по тебе, Пол. Если ты вернешься, я все переменю. Брошу свою работу. Пойду работать официанткой. Буду чистить креветок и извлекать из раковин устриц исключительно в рабочие дни. Никаких вечеров и уик-эндов.
Она услышала его смех и подняла глаза. Пол успел снять очки, и под глазами еще сохранялись следы от них, он улыбнулся.
– Лив, – сказал он, и в его голосе прозвучала нежность, которой она не слышала много месяцев, – это именно я все испортил, ты здесь ни при чем.
– Девять лет, – сказала она, – ты производил впечатление счастливого, всем довольного человека.
Он кивнул:
– Я был очень доволен. Все было хорошо. Все было почти идеально. Я изменился, Лив, и мне очень жаль.
Она подумала о кроватке, о гулких ударах маленького сердца, заполнивших кабинет гинеколога.
– Мы можем пойти к консультанту-психологу, – сказала она, – должен же быть какой-то способ все уладить.
Он покачал головой и встал, протягивая руку, чтобы помочь ей подняться с пола, но тут же отпустил, едва лишь она распрямилась. Он направился к двери, явно показывая, что она слишком загостилась.
– Спасибо за печенье, – сказал Пол, распахивая дверь.
Выйдя на крыльцо, Оливия ощутила прилив отчаяния. Она обернулась к нему:
– Я имела в виду именно то, что сказала, Пол. Я все изменю и брошу свою работу, если это потребуется. Может быть, я…
Он остановил ее, снова покачав головой:
– Тебе нужен свой собственный адвокат, Оливия, – сказал он и мягко прикрыл дверь, как бы возводя между ними непреодолимую преграду.
ГЛАВА 15
– Откуда у тебя это? – Клей смотрел через стол на сестру.
Алек оторвался от газеты, чтобы взглянуть, о чем он говорит. У Лейси на голове были наушники, а провод от них шел к маленькому красному транзисторному радиоприемнику, который лежал рядом с ее тарелкой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139