— Браво, Ваня. Ты, я вижу, свое дело знаешь, Кузнецов — сильный человек.Я усмехнулся: дескать, красиво жить не запретишь, — и уселся в кресло-развалюху, стоявшее подле Зиночкиного стола. Меня одолевала дремота. Я уже было клюнул носом, но тут появился Макаров. Вид у него был неважный. Лицо опухшее, глаза стеклянные. Он кивнул Зиночке и поздоровался со мной за руку. Потом сел за свой стол и тяжело вздохнул.— Ты на Цветной съездил? — спросил он меня,— Нет.— А чего сидишь? Двигай на Цветной. Привезешь фотографии, а потом к Кузнецову за рукописью. Ее сегодня в набор сдавать. — Он опять вздохнул и ослабил узел галстука. — Что-то душно у нас. Нет? — Макаров вопросительно и печально посмотрел на Зиночку.— Открой форточку, Иван, — сказала Зиночка. — Степану Афанасьевичу душно.Я полез открывать форточку, но, вдруг потеряв равновесие, сорвался с подоконника и полетел на пол. Плечами я ударился о дверцу шкафа, стоявшего рядом с окном. Одна створка распахнулась, и на мою голову посыпались папки с бумагами, журналы, книги, справочники и в заключение увесистый дырокол, угодивший мне в самое темечко. Степан Афанасьевич при этом скривил лицо так, будто ему, а не мне попали дыроколом по голове. Он побледнел и как пуля вылетел из комнаты.— Заставь дурака богу молиться — весь лоб расшибет, — сказала Зиночка.Я ничего не ответил. Поднялся, отряхнулся и стал собирать бумаги и запихивать их обратно в шкаф.— Клади по порядку, — сказала Зиночка.Я сложил на правой руке фигу и молча показал ей. Минут через десять вернулся Макаров. Он посвежел и, видимо, чувствовал себя значительно лучше.— Уф! — сказал он. — Ну, Иван! Ну, Иван!— Открывать форточку? — спросил я.— Да нет, и так полегчало. Не ушибся?— А как вы думаете? Если дыроколом по башке? Это как — приятно?— Дырокол? Кто же его туда засунул? Я его третью неделю ищу! Давай-ка сюда.Я подал ему дырокол. Степан Афанасьевич повертел его в руках, хмыкнул.— Да, — решил он. — Такой штукой по голове — это не шутка. Можно до крови разбить.— Конечно, — согласился я. — Если бы он с большой высоты падал — наверняка до крови.— А может, и не до крови, — сказала Зиночка.— Как не до крови?! — возмутился Степан Афанасьевич. — Таким дыроколом убить можно.— Вот это вряд ли, — засомневался я.— Да ты подумай! Если им со всей силы и по башке! А? — Степан Афанасьевич замахнулся рукой, изображая, как можно убить дыроколом.— Дайте мне посмотреть, — попросила Зиночка.Ей дали. Она оценивающе взвесила дырокол, покачала головой и сказала: — Если со всей силы, то убьешь.— Вот видишь, — проговорил удовлетворенно Степан Афанасьевич.Тут зазвонил телефон. Макаров поднял трубку.— Да?.. Здрасте, Олег Петрович!.. Шум? Да это у нас тут курьер новенький с окна свалился… И знаете, что любопытно, ему дырокол на голову упал… Нет, не такой, как у вас. У вас маленький, а это, знаете, такой тяжеленный дыроколище… Нет, ни единой царапины… Ага, сейчас зайду… Ладушки. — Он положил трубку, забрал дырокол и направился к двери. — Шеф вызывает. Зина, дай-ка мне заодно характеристику Ованесова. Пускай подпишет.Зина подала ему папку с бумагами. Степан Афанасьевич быстро просмотрел, их, кивнул головой и обратился ко мне:— Вань, двигай на Цветной. Адрес у Григорьева возьми, а потом, значит, к Кузнецову.Дверь открыла высокая полная женщина с приятным лицом. Я догадался, что это Катина мама. Увидев меня, она загадочно улыбнулась. Вероятно, мое поведение вчера послужило предметом долгого обсуждения в семье Кузнецова.— Проходите, проходите, — сказала она гостеприимно.— Я только за рукописью, — стал отнекиваться я.— Вы как раз вовремя. Мы обедаем, — продолжала женщина, не слушая меня.— Спасибо, я сыт.— Все равно я не отпущу вас, не накормив хорошенько, — засмеялась она.Пришлось войти. Я разделся в прихожей, после чего меня повели на кухню. Здесь собралась вся семья. За столом сидели: сам Кузнецов, Катя и еще старуха в золотом пенсне — видимо, бабка. Мое появление встретили весьма доброжелательно.— Садись, — прогудел профессор.Его жена поставила передо мной тарелку с супом и тоже села за стол.— Маша, — обратился профессор к жене. — По этому случаю, я думаю, можно выпить вина.Тут все уставились на меня, как на принца Уэльского.— Сегодня праздник?! — прошамкала старуха.— Сегодня, Агнесса Ивановна, — значительно заявил профессор, — вы имеете честь познакомиться с типичным представителем современной молодежи. Этакая смесь нигилизма с хамством.— Сеня! — укоризненно покачала головой его жена.— О-о! — пропела старуха и вонзилась в меня взглядом.Я промолчал. Катя подмигнула мне и улыбнулась.— Любопытнейший экземпляр! Любопытнейший! — продолжал профессор. — Кстати, как ваше имя?— Иван, — ответил я.— Это надо было узнать прежде всего, — сказала Катя.— Очень хорошо, Иван, — проговорил профессор, — очень хорошо. Меня вы знаете, Катю тоже. Это моя мать Агнесса Ивановна, а это супруга Мария Викторовна.Я встал и поклонился.— Видите?! — торжествующе воскликнул профессор. — Все принимается в штыки. Из всего делается спектакль — шутовство, возведенное в принцип. Нам ничего не надо, мы все сами знаем!— Да что же ты на него набросился? — рассмеялась Мария Викторовна.— Это принципиальный вопрос, Маша, — сурово сказал профессор. — Я, мы, наше поколение хочет знать, ради кого мы жили и боролись. В чьи руки попадет воздвигнутое нами здание?!— А что вы, собственно, беспокоитесь? — поинтересовался я.— Любопытно было бы узнать, молодой человек, те принципы, по которым вы намереваетесь существовать в обществе, — спросил, в свою очередь, Кузнецов.— Да принципы самые несложные, — ответил я.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23