спросил меня гостиничный повар марко, когда полиция уехала, заставив нас всех подписаться на линованных листочках, это же даже не твой этаж, ну да, не мой! но я знал, что девочки у араба с ежиным животом, как всегда, по средам и субботам, обе — и магда и чесночок, и когда горничная закричала, что стреляют, что в номере фиалка или где-то рядом, я побежал, ни о чем не думая, нет! я успел подумать вот что: есть люди, которые становятся жертвами еще до того, как сюжет сам себя раскрутит, на них махнули рукой иштар и атаргатис, и решка у них с обеих сторон, как орел у воителя нобунаги
я бежал, перепрыгивая через две ступени, пока не уткнулся в дверь с лиловым эмалевым цветком, пока не толкнул ее, незапертую, пока не увидел! на этом месте аккройд пожал плечами, разве вам не известно, что обязан сделать в таком случае гостиничный служащий? о да, ispettore, я знаю! но мне почудилось, что профессор шевельнулся, там, на пороге в смежную комнату, — я знал, что они с арабом соседи, но не знал, что эти двери можно отпирать, на моем этаже их просто заставили шкафами, — мне показалось, что я могу помочь! он лежал там, оскар тео форж, не давая двери захлопнуться, в окровавленной рубахе с круглыми красными пуговицами, мне всегда такие нравились — добела застиранные, непальский траур и клюквенные шарики, возле него никого не было, один полицейский отвязывал набрякшую магду от кроватного столбика, разматывая пояс от махрового халата, второй склонился над чьим-то мертвым телом, еще двое обыскивали комнату, а до умирающего никому не было дела
я сел рядом с ним на пол, взял его голову в руки и хотел заглянуть ему в глаза, но он их сразу закрыл, как будто устал
еще бы не устать, от всех этих imaginibus etumbris, которых они развели, будто зеркальных карпов в гостиничном пруду, я бы и сам устал, подумал я, удивляясь своему спокойствию, встал, прошелся по номеру — никто и слова не сказал, — подобрал магдину сумку, достал пудреницу и приложил зеркало к его рту, знакомая пудреница, перехваченная аптечной резинкой! нет, умер, сказал я вслух и услышал, как хлопнула дверь, это освобожденная от пут магда последовала за представителем закона, я и помахать ей не успел
на меня по-прежнему никто не смотрел, я прошел в соседнюю комнату и увидел знакомую полицейскую барышню, спящую петру в сизых кудряшках, она сидела в кресле с откинутой головой, на белом надутом горле синела тугая жила, зеркальце можно было не прикладывать — она дышала, хотя и тяжело, с присвистом, на столе перед ней лежала чешуйчатая папка с упанишадскими птичками, знакомая папка! подтекающая саспенсом! ясно, что папку нужно было взять, и я взял
сначала я хотел засунуть ее под форму, там внутри есть карманчик для счетов и прочего, но папка не влезла и выпирала под синим сатином бесстыдно, тогда я ее вытащил, положил на стол и стал выдирать листки, распихивая их по карманам, никто из полицейских и глазом не моргнул, я даже удивился, они как будто сквозь меня глядели, эти ребята, хотел бы я знать, за кого они меня принимали?
потом я пошел к себе и прочел записки профессора, вернее, то, что было на листках, не так, как раньше, у него в номере — торопливо перелистывая, прислушиваясь к шагам в коридоре, — нет, я прочел их медленно, разглядывая рисунки, подчеркнутые слова, восклицательные знаки на полях, и теперь я знаю то, чего не знала фиона, когда в яме с осыпающимися красным песком краями мы говорили с ней о любви и смерти, я знаю, отчего все умерли, но это уже, наверное, все равно, разве нет?

From : др. Фиона Рассел
russellfiona@hotmaiI.com
То: Густоп
gzemeroz@macedonia.eu.org
(распечатать для профессора Форжа)
Помните, что вы сказали, когда — с такой опаской — дали мне в руки письмо Иоанна?
Некоторые страницы утрачены, сказали вы, но я сделал вывод, в котором не сомневаюсь: основным артефактом, дающим власть и бессмертие, является дерево как символ всякой жизни.
С этим трудно не согласиться, подумала я тогда. В алхимии arbor philosophica — Древо Познания, а дерево со знаками семи планет представляет первоматерию, это вам любой гарсон из Челси подтвердит не задумываясь.
Навскидку: Ашшваттха, индийская смоковница с корнями на небе, отражающая законы Космоса, китайское древо жизни Киен-Му, по стволу которого поднимаются в небеса солнце и луна, древо жизни ассирийцев, перед которым читали молитвы о воскрешении мертвых, космическое древо Каббалы и десять его сефирот… да что там — примеров бесконечное количество. Вы тогда цитировали мне Упанишады, где сказано, что ветви дерева суть эфир, воздух, огонь, вода и земля, а само дерево — это символ неистощимой жизни, а значит — бессмертия.
У нас не возникло сомнений в том, что деревянный жезл с медной инкрустацией, похожей на руну As, или Ansur, обозначающую божественную силу в действии, является артефактом дерева. Руна As, как известно, следит за соблюдением порядка в Космосе! — сказали вы тогда, — недаром она украшает жезл, похожий на маршальскую палочку!
Боже мой, вы радовались, как ребенок, заполучивший вожделенную игрушку!
Помните, вы сказали мне, что самое странное место в Иоанновом тексте — это отрывок об ангеле?
Ну то, где говорится, что владелец артефакта огня, пребывающий в плену ложного знания, однажды заглянет в глаза ангелу, после чего его знание станет истинным.
Мы еще долго обсуждали — Иоаннов ли это домысел или перевод с языка страны, откуда прибыли дары для Ватикана. Запись могла оказаться недостоверной, то есть по мере разумения пересказанной автором.
Я говорила, что ангелом мог оказаться любой небесный посланник, малах-а-мавет из Талмуда, например, или мексиканский божественный пес Шолотль, брат-близнец Кецалькоатля, да кто угодно, собственно, просто в Иоанновом изводе он превратился в ангела, потому что так ему, Иоанну, было понятнее.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99