«Дорогой мой, – шептала я, – ты сейчас занят работой, и это к лучшему. Ты самый добрый человек на планете и поэтому рано или поздно простишь меня за то, что я сделала.
Ты знал меня как никто другой, и все же я не такая, какой виделась тебе. Год назад у меня возникло ощущение, что я теряю власть над своими мыслями. Только так можно описать это состояние. Мои мысли начали жить собственной жизнью, они занимались собственными делами и проходили мимо меня. Я не рискнула обратиться к Талкингорну – ведь он тут же побежал бы докладывать отцу. Надеялась, что справлюсь сама, – скорее всего просто пыталась себя обмануть. Начала изучать специальную литературу. Ты думал, что по понедельникам я посещаю библиотеку, а в действительности я ходила на Рейнбоу-плаза, где в обеденное время на лужайке собираются наркоторговцы. Там можно раздобыть любое зелье. Начиная с мая прошлого года я постоянно принимала различные дозы психотропных средств. Серзон, депекот, тег-ретол – словно заклинание, правда? Они прочищают голову. Но вскоре и эти штуки перестали помогать.
Мне страшно. Не покидает ощущение, что я способна выкинуть что-нибудь такое, до чего еще никто не додумался. Что-то совершенно нечеловеческое. Может быть, сейчас именно это я и делаю? Милый, я буду с тобой до завтрашнего вечера. Ты относился ко мне безупречно. Знай, что от тебя ничего не зависело.
Поддержи маму. Поддержи отца. Поддержи отца. Прости прости прости прости прости прости прости прости прости…»
И так далее, до самого конца страницы: прости.
* * *
Через некоторое время я опять стояла посреди кухни, опять пила содовую. Опять наблюдала за его движениями. У него раскраснелись щеки. И не только от вечерней прохлады. Жесты стали резкими, походка – тяжелой. Он с шумом втягивал воздух. Я поставила чистую кассету. Покурила. Хотела перебороть первый шок, но потрясение не проходило. Наоборот, оно тоже стало резким и тяжелым – холодным, злым.
Не оборачиваясь, он спросил:
– Майк, разве это дерьмо не вызывает никаких симптомов? Физических?
– Обычно вызывает, – ответила я.
– Должна ведь появляться отечность, волосы начинают выпадать…
– Бывает и такое. Раз – и вместо шевелюры голый череп.
– Майк, хотите верьте, хотите нет, но… Раньше я считал себя более наблюдательным. Я целый год жил с наркоманкой, близкой к суициду, – и ничего не замечал. Допустим, если бы она облысела, я бы и этого не заметил. Но как я мог не почувствовать ничего странного, когда мы занимались любовью? Объясните мне.
– Физические симптомы проявляются не у всех. У наркомана не обязательно должны быть остекленевшие глаза или дурной запах изо рта. Дженнифер… Дженнифер очень повезло с физиологией.
– В этом-то и весь ужас. В этом-то и весь ужас.
* * *
Ее сияние выветривается из комнат. Из комнат выветривается любовь Дженнифер к порядку. В них постепенно проникает мужская энтропия – но видимых изменений пока нет. Синяя шкатулка все так же стоит на своем месте, у окна. Секретер открыт – сказалась предсмертная спешка. На столе, в вазе под лампой, выдыхается набор душистых трав.
– Боже праведный, – говорю я. – Может, она и грибы употребляла?
Трейдер подается вперед:
– Кто, Дженнифер?
Окончание колледжа: на фотографии три девушки. Они стоят, согнувшись от смеха, одетые в мантии и академические шапочки. Дженнифер хохочет во весь рот. Глаза сузились, как щелки. Примерно так же выглядят обе ее подруги. Но на фото видна и четвертая девушка – в углу, у самой кромки. Ей чуждо общее веселье. Ей, по-видимому, вообще чуждо веселье.
– Нет, – говорит Трейдер. – Дженнифер? Нет. Понимаете, здесь-то я и натыкаюсь на стену.
Он умолк – и на его лицо опять легла все та же хмурая тень.
– На стену? – переспросила я. – На какую стену?
– Ей претило искусственное взбадривание. Ну, в студенческие годы она, конечно, кое-что себе позволяла, как и все мы. Но после окончания колледжа поставила на этом крест. Один бокал вина – не более. У нее перед глазами был отрицательный пример. В первый год, когда мы стали встречаться, ее ненормальная соседка по комнате…
– Филлида, – подсказала я и опять заметила эту тень.
– Филлида. Глотала цинк, марганец, сталь и хром. И Дженнифер как-то сказала: «Она каждый Божий день съедает танк. Что с нее возьмешь? Она уже никто». К чему я веду? Иногда вечером мне хочется выпить, порой тянет покурить травку, и Дженнифер никогда не возражала. Но чтобы составить мне компанию? Она даже снотворное никогда не принимала. Таблетку аспирина – и то в самом крайнем случае.
– Дженнифер поддерживала отношения с этой Филлидой?
– Слава Богу, нет. Так, написала пару писем, и все. Эту малохольную отправили на ферму к мачехе. Потом они обе переселились в Канаду. Убрались с глаз долой.
Помолчав, я спросила:
– Не возражаете, если я задам вопрос личного свойства?
– Будьте проще, Майк. Какие уж тут церемонии?
* * *
Как складывалась ваша интимная жизнь?
Спасибо, неплохо.
Меня интересует последний год. Может, появился некий холодок?
Пожалуй, что да. Да, возможно, некий холодок я ощутил.
Это почти всегда верный признак. Итак, как часто вы занимались любовью?
Трудно сказать. В течение последнего года – раз или два в сутки.
В сутки? Или в неделю?
Раз или два в сутки. По выходным – чаще.
По чьей инициативе?
Что-что?
Инициатива всегда исходила от вас? Послушайте. Можете послать меня подальше, и я заткнусь, но некоторые женщины, которых природа наделила такой совершенной внешностью, на поверку оказываются абсолютными ледышками. Не тают, что бы ты ни делал. Какова она была в постели?
…Восхитительна.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41