Почти каждый день, после того как солнце на пути к Западу обойдет наш большой дом, Пушинка обычно прогуливалась возле окна Евгении. Она устраивалась на небольшой лужайке прямо под окном и грелась на солнышке, довольно мурлыча и поглядывая на Евгению, которая сидела возле окна и что-то ласковое говорила ей через стекло. Евгения с таким же восторгом рассказывала мне о Пушинке, с каким я рассказывала ей о школе. Иногда, приходя из школы, я заставала Пушинку на ее любимом месте возле окна Евгении: белоснежный комочек, свернувшийся калачиком на траве изумрудного цвета. Я всегда боялась, что она станет серой от пыли и будет выглядеть так же, как и другие уличные кошки, которые находят себе убежище в норах под каменными фундаментами или в темных углах нашей мастерской и коптильни. На белоснежной шерстке было бы заметно любое пятно грязи или сажи, но Пушинка была из тех кошек, которые не терпят на себе даже самого маленького пятнышка. Часами она умывалась и ухаживала за собой, вылизывая своим розовым язычком лапки и живот.
Пушинка быстро превращалась из котенка в сильную, стройную кошечку с глазами, мерцающими как алмазы. Генри любил ее больше других животных на ферме и регулярно кормил ее сырыми яйцами, из-за которых шерстка Пушинки становилась еще более густой и блестящей.
– Она очень терпелива и осторожна на охоте, – говорил Генри, – я видел, как она подкрадывалась к мышке и потом поймала ее.
Часто Евгения и я, сидя у окна, часами разговаривали о школе, или я читала ей что-нибудь. Пушинка прогуливалась по плантациям с независимым видом, как бы говорила:
– Я – самая прекрасная кошка, и вам всем следует это хорошенько запомнить.
Мы с Евгенией обычно смеялись над этим. Пушинка останавливалась, одаривала нас взглядом, после чего удалялась легкой походкой в какое-нибудь свое любимое место.
Вместо ошейника мы повязали Пушинке на шею розовую ленту Евгении. Сначала она старалась избавиться от ленты, но со временем Пушинка привыкла к ней и заботилась о ленте так же хорошо, как и о шерстке.
Однажды серым ветренным днем я бегом возвращалась из школы, глядя на грозные тучи и опасаясь попасть под ливень. Я даже обогнала Эмили, которая шла, полуприкрыв глаза и так крепко сжав свои тонкие губы, что они побелели. Такой она обычно была, когда в школе ее что-нибудь сердило или вызывало досаду, чаще всего это было связано со мной. И сегодня, возможно, это было из-за похвалы мисс Уолкер за хорошо выполненное мной домашнее письменное задание. В этих случаях от досады и злости Эмили втягивала голову в плечи и походила на огромную ворону, Я старалась избегать Эмили, не попадаться ей на язык, так как ее злые слова просто вонзались мне в сердце.
Гравий разлетался у меня из-под ног, так я стремительно бежала к дверям дома. Запыхавшись, я вбежала в дом, горя желанием показать Евгении мои первые письменные работы с оценкой «отлично», написанной ярко-красными чернилами в верху страницы. Зажатый в кулачке листок развевался словно флаг Конфедерации во время битвы с янками, запечатленной на некоторых наших картинах. Я пробежала по коридору к комнате Евгении, переполненная радостью и волнением.
Но как только я взглянула на Евгению, моя радость быстро улетучилась, мое дыхание остановилось, словно воздух вышел из легких, как из проткнутого воздушного шарика. Евгения была вся в слезах, которые ручьями стекали по щекам и капали с подбородка.
– Что случилось, Евгения? Почему ты плачешь? – спросила я, нахмурившись. – У тебя что-нибудь болит?
– Нет.
Она вытерла слезы своими маленькими кулачками, которые, казалось, были не больше, чем у кукол.
– Это из-за Пушинки, – сказала Евгения. – Она исчезла.
– Исчезла? Нет, – сказала я, покачав головой.
– Ах, нет, она исчезла. Она не приходила к моему окну целый день, и я попросила Генри найти ее, – воскликнула Евгения дрожащим голосом.
– И, что?
– Он не смог найти, он везде ее искал, – сказала она, всплеснув руками. – Пушинка убежала.
– Пушинка не может вот так просто убежать, – твердо ответила я.
– Генри сказал, что скорей всего она убежала.
– Он ошибается, – сказала я. – Я сама пойду и поищу ее, и принесу к твоему окну.
– Обещаешь?
– Честное слово, – ответила я и, повернувшись, выбежала из дома так же стремительно, как и вбежала.
Мама, которая в это время была в своей комнате и читала, спросила:
– Это ты, Лилиан?
– Я скоро вернусь, мама, – сказала я и перед тем, как найти Генри, положила тетрадь и листки, где было написано «отлично», на маленький столик у входа. Выйдя из дома, я увидела медленно приближающуюся Эмили. Ее лицо было непроницаемым, а глаза широко открыты.
– Генри не может найти Пушинку, – крикнула я ей. Но она только ухмыльнулась и продолжила путь к дому. Я обежала амбар и нашла Генри, который доил одну из наших коров. У нас в достатке было молочных коров, кур и свиней, и присматривать за ними была основная работа Генри. Он поднял голову, как только я вбежала.
– Где Пушинка? – спросила я, переводя дыхание.
– Не знаю. Странное дело, ведь кошки не имеют привычки уходить надолго, как коты. Ее довольно давно нет на месте, и на плантациях я не видел ее в течение всего дня.
Генри почесал затылок.
– Мы должны найти ее, Генри.
– Знаю, мисс Лилиан. Я искал ее, как только выдавалась свободная минутка, но не нашел и следа.
– Я найду ее, – сказала я и направилась во двор. Я искала Пушинку среди свиней, кур и цыплят. Я поискала за амбаром и пошла по тропинке к восточному полю, где пасутся коровы. Я искала в коптильне и мастерской. Я видела всех наших кошек, но Пушинку найти не могла.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108