— Если вы хотите меня о чем-нибудь спросить, я готов вам ответить, с условием, что вы не станете говорить с ней — с той, что там, в доме. Я глубоко почитаю згу даму, но в данную минуту она… да, я глубоко ее почитаю, и она оказала мне важные услуги…— Вот как, — сказал Быстроногий. — Она оказала вам важные услуги. В самом деле?Казалось, еще мгновение — и он лопнет под напором невысказанных слов, он опять завертелся на месте — видно, находил в этом отдушину.— Вот как! А мы полагали, что вы здесь пленник. Так полагали мы. Но, может, вы считаете, что вы в Доме Отдыха?До них доносился шум прибоя, бившегося в оба берега. Годы, думал он. Вот они рухнули на меня.— Если вы хотите передать мне привет или приказ, Высокочтимый, я прошу вас не откладывать.Тот продолжал извиваться.— Мне велено передать вам донесение, а ей, управляющей Домом Отдыха, — указания.— Я не хочу слушать никаких донесений, — грубо возразил он. — Меня они больше не интересуют. Поздно.Тот вытянулся вдруг во весь рост, едва ли не щелкнул каблуками.— Мне приказано сделать вам донесение, Генерал!— Кем приказано, позвольте спросить? — Но он уже знал кем.— Нужно ли его называть?— Нет, — устало ответил он. — Я выслушаю вас, Высокочтимый, если вы пообещаете отложить разговор с ней.Тот снова завертелся на месте. И помахал жезлом у носа бородатого.— Может, я и не стану ни о чем вам доносить, — заявил он, переменив тактику. — Может, я ослушаюсь приказа. Кто знает, что мне взбредет в голову, если я осержусь на вас, Адмирал. Может, это знаете вы?Странник вспомнил, что перед ним стоит Ненадежный, Лукавый. Он отступил на несколько шагов, словно позади него тьма была гуще. Годы, подумал он. Они снова рухнули на меня. И на этот раз мне от них не увернуться.— Выше в горах есть хижина, — сказал он как мог спокойно. — Пастухи укрываются в ней от дождя. Там можно поболтать. Пошли.И двинулся вперед. Легконогий почти неслышными шагами последовал за ним, вновь принявшись насвистывать. Глава вторая. ОЖИДАНИЕ Дочь Долиона Долион — слуга Лаэрта, садовник, подаренный на свадьбу Пенелопе. Вместе с шестью сыновьями, оставшимися, в отличие от Меланфо и Меланфия, верными Одиссею, он вооружился против родичей женихов Пенелопы, когда те пришли отомстить Одиссею

шла, вихляя бедрами, извиваясь всем телом и подняв руки над головой, точно гляделась в зеркало, хотя зеркала поблизости не было. Но поскольку в доме было полно мужчин, ее груди и вихляющийся зад отражались в их глазах; впрочем, даже оставаясь наедине с собой, она все равно любовалась своим отражением в запахе своих благовоний, в собственной тени, и еще она видела свое отражение в голосах других рабынь, а в них звучала смесь зависти и восхищения.— Меланфо!— Да-а, Госпожа, — откликнулась она (она не сказала «Да, Госпожа», или «Да, Ваша милость», или «Да, Высокодостойная», или «Да, Высокородная», как говорили другие рабыни или светские дамы). — Да-а, Госпожа, — откликнулась она то ли вопросительно, то ли нетерпеливо, оттого что ей докучают, то ли обиженно, а может быть, даже снисходительно.Пенелопа ждала. Был час сооружения прически. Эвриклея, старая нянька и кормилица героя, уже успела, сменяя холодные и горячие полотенца, освежить кожу на ее лице. Старуха находила, что у хозяйки все еще прекрасный цвет лица, но девчонка с мелкими колечками завивающихся почти как овечье руно, черных, пахнущих маслом волос и со смуглой кожей находила, что «Высокодостойная» выглядит весьма увядшей. Причесывать госпожу было обязанностью Меланфо. Извиваясь змейкой, она скользнула в комнату и остановилась у самого порога.— Да-а, Госпожа.— Волосы, — приказала Женщина средних лет.— Да-а, Госпожа.Девушка втянула живот, насколько это было в ее силах, и мягкой поступью подошла к хозяйке, однако сандалии ее, совсем некстати, загромыхали по деревянному полу Женских покоев женские покои, или гинекей; доступ сюда возбранялся для всякого постороннего мужчины; помимо спален, а также детской, к гинекею относились и рабочие помещения для рабынь

.— В будний день щеголяешь в сандалиях, — заметила Пенелопа брюзгливо.— Да-а, Госпожа, — ответила девушка, но теперь в ее голосе зазвучала ласковая, воркующая вкрадчивость.Она ловко работала проворными, мягкими молодыми руками. Сначала она расчесала длинные, роскошные, хотя и несколько потускневшие, темные волосы царицы, потом заплела их в три косы, которые уложила валиками. Над ухом она заметила седые волоски, которые ей было приказано вырывать, потому что Эвриклея видела уже не так хорошо, как бывало. Сегодня седых волосков оказалось три или четыре. Они были здесь и вчера, Меланфо могла бы вспомнить (если бы захотела вспомнить), что они появились уже дней пять-шесть назад, а может, и раньше — тому дней десять. Но она и сейчас не стала их трогать. Не меньше двух с левой стороны и еще несколько с правой. Пенелопа взяла зеркало и стала рассматривать свое измененное, искаженное бронзовой блестящей поверхностью лицо. Сама она ничего обнаружить не могла.— Лишних волосков нет? — спросила она, избегая уточнять, какого цвета эти лишние волоски.— Не вижу, — ответила девушка.— Посмотри еще раз! Это был приказ.Девушка наклонилась ближе к ненавистной шее, к ненавистному белому затылку, к ненавистным волосам карги средних лет. В окно она увидела одну из домашних кошек греко-римская античность знакомится с кошками через тысячу лет после Троянской войны

— та шла через внутренний двор к воротам.— Вот один, — сказала она.— Только один?— Я вижу только один. Их уже давно не было, — мягко заметила она.Пенелопа немного оттаяла.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158