ТОП авторов и книг ИСКАТЬ КНИГУ В БИБЛИОТЕКЕ
А водопад? Показать?
– Не стоит. И погода не располагает, да и времени мало. Далеко не забирайтесь, я вас здесь подожду.
Даже брюки на женщине были прорезиненными. Переваливаясь на коротких ногах, она направилась к реке. Наш «капитан» ловко провела лодку вверх по течению.
– Здорово! – восхищенно сказал директор фирмы. – И давно вы этому научились?
– Чего там, шесть месяцев всего, – нелюбезно ответила она.
– Шесть месяцев? – растерянно пробормотал директор и умолк.
Да и окажись женщина более приветливой, все равно говорить больше было не о чем. Дождь лил все сильнее, ветер хлестал в лицо, приходилось жмуриться.
К слову сказать, река Ураутикава, по которой мы плыли, оказалась довольно длинной. Я повторяюсь, но площадь Ириомотэ – 290 квадратных километров, то есть меньше одной седьмой Токио, а его река куда внушительней Тонэгава [x]. Я не знаю точно ни ширины, ни длины ее, но она была неожиданно полноводной для такого крохотного островка. Я никогда не видел Янцзы или Хуанхэ, но Ураутикава была под стать какой-нибудь крупной водной артерии на материке. Глядя на ее воды, невольно убеждаешься, что в глубокой древности остров Ириомотэ был частью континента. Когда Ириомотэ отделился от суши, ему «в наследство» достались не только карликовые кошки. Горы, реки, травы, деревья природа тоже сберегла, как и кошек, в первозданном виде. Наверно, потому люди – пришельцы на этой земле – так и не смогли покорить ее.
Буйные заросли по берегам реки являли собой выставку тропической флоры, но я смог узнать только кокосовые пальвиды [xi]. А специалист бы определил даже родовой состав мангрового леса. Растительность острова отличается удивительной жизнестойкостью и способностью к воспроизведению. Деревья размножаются семенами, которые, падая в реку, прорастают там, где им удается зацепиться за ил. Над водой столбиками торчат молодые побеги от воздушных корней. Они похожи на детей, которые вошли в реку и стоят на цыпочках, чтобы не захлебнуться. Юная поросль выглядит жалко и беспомощно, но очень скоро побеги дорастут до своих «родителей». От одного ствола в разные стороны тянутся бесчисленные ветви и корни. Они переплелись, образуя клубок, – не растения, а сгусток неукротимой жизненной силы, вызывающий отвращение. Буйно разрастаются не только мангровые деревья. Вьющиеся растения здесь не мягкие и нежные вьюнки, к которым мы привыкли в Японии, а мощные лианы, охватывающие громадные стволы. Растение «хабу кадзура», «вьющаяся змея», на этом острове куда страшнее хабу [xii].
Лодка уже поднималась к верховью, а дождь не стихал. Я взял у С. полотенце и прикрыл им голову, потому что струи дождя острыми иглами впивались в лоб и щеки. Невозможно даже было оглядеться по сторонам. Мы доплыли до того места, где река разветвлялась на два рукава, и неожиданно лодка ткнулась в мель. Выше по течению в трех километрах отсюда водопад Мариудо, там можно встретить карликовых кошек. Лодочница спросила, не хотим ли мы прогуляться туда пешком, потому что на лодке до водопада никак не добраться. Без свидания со знаменитыми кошками можно, конечно, обойтись, правда, любопытно было взглянуть на местность, где они обитают, однако среди нас не нашлось добровольца шагать три километра в ливень по горной дороге. К тому же нас ждал господин О. Лодка развернулась, и мы поплыли вниз по течению.
Господин О. прятался от дождя в шалаше, притулившемся у подножия горы. Над костром кипел закопченный чайник. Здесь мы решили пообедать. Честно говоря, я все еще мечтал о кастрюле с кабанятиной, но сейчас, глубокой осенью да в такой дождь, все заведения закрыты, поэтому не оставалось ничего другого, кроме как удовлетвориться едой, купленной С. на пристани Исигаки. Из тамагомаки вывалилась начинка, подкрашенная розовым пищевым красителем. Вид был довольно неаппетитный, но вкус неожиданно приятно поразил нас.
– Странно, обыкновенно окинавский рис совершенно безвкусный, а этот просто отменный. На Исигаки, должно быть, его привозят из Японии, – заметил С.
– Вряд ли, просто вы проголодались. Уже третий час, -улыбнулся О.
– Да уж, старуха из лавки наговорила нам небылиц про Ириомотэ. «Уж коли людей там встретите, так и выпить найдется», – повторил я, вспомнив ее косой взгляд.
Теперь я понял, что в ее вызывающем тоне крылось недоумение: «Неужели не знаете, что на Ириомотэ почти нет жителей?» На рюкюском диалекте название острова означает «заход солнца». А в более широком смысле – «кладбище светила». Не исключено, что предков старухи когда-то силком переселили в эту глухомань и местные названия – Хиракубо, Фунакоси, Носо-ко – для нее не просто географические имена, а символы смерти и опасности.
Господин О. спел нам песню о человеке, которого насильно переселили с острова Куродзима, расположенного на востоке от Ириомотэ, на Носоко:
Дом мой на Куродзима,
На родных островах Сакисима [xiii].
И гонят меня с острова на остров,
С Окинавы на Микои,
Все дальше от милой родины.
Раскололось мое страдание на островки.
Уж виден постылый Носоко,
А жизнь моя несчастная
Там, на любимом Куродзима.
– Такие песни есть и на островах Яэяма, – сказал О., взглянув на своего родственника. – В былые времена на отдаленные острова отправляли не только на поселение. С Окинавы приходили и правительственные указы. Как в песне, «с Окинавы на Микои» и дальше.
Я не знал, как вести себя. Вряд ли господин О. решил съязвить насчет своего родича с Окинавы. Среди нас только директор фирмы и я были из Центральной Японии, метрополии, когда-то угнетавшей население Ркжю. Но директор и господин О.
1 2 3 4 5 6 7
– Не стоит. И погода не располагает, да и времени мало. Далеко не забирайтесь, я вас здесь подожду.
Даже брюки на женщине были прорезиненными. Переваливаясь на коротких ногах, она направилась к реке. Наш «капитан» ловко провела лодку вверх по течению.
– Здорово! – восхищенно сказал директор фирмы. – И давно вы этому научились?
– Чего там, шесть месяцев всего, – нелюбезно ответила она.
– Шесть месяцев? – растерянно пробормотал директор и умолк.
Да и окажись женщина более приветливой, все равно говорить больше было не о чем. Дождь лил все сильнее, ветер хлестал в лицо, приходилось жмуриться.
К слову сказать, река Ураутикава, по которой мы плыли, оказалась довольно длинной. Я повторяюсь, но площадь Ириомотэ – 290 квадратных километров, то есть меньше одной седьмой Токио, а его река куда внушительней Тонэгава [x]. Я не знаю точно ни ширины, ни длины ее, но она была неожиданно полноводной для такого крохотного островка. Я никогда не видел Янцзы или Хуанхэ, но Ураутикава была под стать какой-нибудь крупной водной артерии на материке. Глядя на ее воды, невольно убеждаешься, что в глубокой древности остров Ириомотэ был частью континента. Когда Ириомотэ отделился от суши, ему «в наследство» достались не только карликовые кошки. Горы, реки, травы, деревья природа тоже сберегла, как и кошек, в первозданном виде. Наверно, потому люди – пришельцы на этой земле – так и не смогли покорить ее.
Буйные заросли по берегам реки являли собой выставку тропической флоры, но я смог узнать только кокосовые пальвиды [xi]. А специалист бы определил даже родовой состав мангрового леса. Растительность острова отличается удивительной жизнестойкостью и способностью к воспроизведению. Деревья размножаются семенами, которые, падая в реку, прорастают там, где им удается зацепиться за ил. Над водой столбиками торчат молодые побеги от воздушных корней. Они похожи на детей, которые вошли в реку и стоят на цыпочках, чтобы не захлебнуться. Юная поросль выглядит жалко и беспомощно, но очень скоро побеги дорастут до своих «родителей». От одного ствола в разные стороны тянутся бесчисленные ветви и корни. Они переплелись, образуя клубок, – не растения, а сгусток неукротимой жизненной силы, вызывающий отвращение. Буйно разрастаются не только мангровые деревья. Вьющиеся растения здесь не мягкие и нежные вьюнки, к которым мы привыкли в Японии, а мощные лианы, охватывающие громадные стволы. Растение «хабу кадзура», «вьющаяся змея», на этом острове куда страшнее хабу [xii].
Лодка уже поднималась к верховью, а дождь не стихал. Я взял у С. полотенце и прикрыл им голову, потому что струи дождя острыми иглами впивались в лоб и щеки. Невозможно даже было оглядеться по сторонам. Мы доплыли до того места, где река разветвлялась на два рукава, и неожиданно лодка ткнулась в мель. Выше по течению в трех километрах отсюда водопад Мариудо, там можно встретить карликовых кошек. Лодочница спросила, не хотим ли мы прогуляться туда пешком, потому что на лодке до водопада никак не добраться. Без свидания со знаменитыми кошками можно, конечно, обойтись, правда, любопытно было взглянуть на местность, где они обитают, однако среди нас не нашлось добровольца шагать три километра в ливень по горной дороге. К тому же нас ждал господин О. Лодка развернулась, и мы поплыли вниз по течению.
Господин О. прятался от дождя в шалаше, притулившемся у подножия горы. Над костром кипел закопченный чайник. Здесь мы решили пообедать. Честно говоря, я все еще мечтал о кастрюле с кабанятиной, но сейчас, глубокой осенью да в такой дождь, все заведения закрыты, поэтому не оставалось ничего другого, кроме как удовлетвориться едой, купленной С. на пристани Исигаки. Из тамагомаки вывалилась начинка, подкрашенная розовым пищевым красителем. Вид был довольно неаппетитный, но вкус неожиданно приятно поразил нас.
– Странно, обыкновенно окинавский рис совершенно безвкусный, а этот просто отменный. На Исигаки, должно быть, его привозят из Японии, – заметил С.
– Вряд ли, просто вы проголодались. Уже третий час, -улыбнулся О.
– Да уж, старуха из лавки наговорила нам небылиц про Ириомотэ. «Уж коли людей там встретите, так и выпить найдется», – повторил я, вспомнив ее косой взгляд.
Теперь я понял, что в ее вызывающем тоне крылось недоумение: «Неужели не знаете, что на Ириомотэ почти нет жителей?» На рюкюском диалекте название острова означает «заход солнца». А в более широком смысле – «кладбище светила». Не исключено, что предков старухи когда-то силком переселили в эту глухомань и местные названия – Хиракубо, Фунакоси, Носо-ко – для нее не просто географические имена, а символы смерти и опасности.
Господин О. спел нам песню о человеке, которого насильно переселили с острова Куродзима, расположенного на востоке от Ириомотэ, на Носоко:
Дом мой на Куродзима,
На родных островах Сакисима [xiii].
И гонят меня с острова на остров,
С Окинавы на Микои,
Все дальше от милой родины.
Раскололось мое страдание на островки.
Уж виден постылый Носоко,
А жизнь моя несчастная
Там, на любимом Куродзима.
– Такие песни есть и на островах Яэяма, – сказал О., взглянув на своего родственника. – В былые времена на отдаленные острова отправляли не только на поселение. С Окинавы приходили и правительственные указы. Как в песне, «с Окинавы на Микои» и дальше.
Я не знал, как вести себя. Вряд ли господин О. решил съязвить насчет своего родича с Окинавы. Среди нас только директор фирмы и я были из Центральной Японии, метрополии, когда-то угнетавшей население Ркжю. Но директор и господин О.
1 2 3 4 5 6 7