Темные глаза его дочери вспыхнули. Потом она улыбнулась и погрозила ему пальцем:
– О нет; не надо меня провоцировать. Попробуй свой психологический прием на ком-нибудь другом. А я этого делать не буду! Кроме того, – продолжила она, – может потребоваться от шести месяцев до трех лет на то, чтобы картина, написанная маслом, высохла как следует.
Джеймс хитро усмехнулся:
– Но твоя мать не сможет догадаться, что она еще влажная, не правда ли?
«Неужели он никогда не сдается? « – подумала Фредерика и сухо произнесла: – Нет!
Джеймс Делакруа вздохнул.
– Похоже, меня ждут крупные неприятности. Твоя мать убьет меня, – взволнованно произнес он.
– Ты не сможешь выставить картину для посетителей, вдруг кто-нибудь из них обнаружит, что это подделка, – сказала Фредерика.
Джеймс хмыкнул:
– Хм, твоя мать чаще всего подводит посетителей к Уильяму Блейку и Анри Руссо. Она может и не заметить, что не хватает Форбс-Райта.
– Ты мог бы сказать, что от рамы откололся кусочек… черт побери! Я не могу подделать картину, – возмутилась Фредерика.
Джеймс тяжело вздохнул.
– Ну что ж, пусть все остается как есть, – согласился он.
Но Фредерика не поверила, что отец так легко сдался. Когда в понедельник утром она садилась в поезд, идущий в Оксфорд, Джеймсу предстояло признаться жене в своем грехе. Но если он надеется, что дочь изменит свое мнение, он ошибается!
Наставник Фредерики наконец ушел в зал гравюр музея Ашмола, и она быстро проскользнула в библиотеку, которая находилась за административными офисами. Это была маленькая комната, где стояло шесть рядов серых металлических полок с книгами по древней истории, искусству и археологии. Девушка без труда нашла книгу о Томе Китинге, знаменитом мастере подделки произведений искусства. Фредерика прислонилась к стене и углубилась в книгу. Вдруг она услышала невнятные разговоры за стеной. Казалось, там собралось много народу. Но она не обратила внимания на это и сосредоточилась на захватывающем описании подделок. Китинг был королем мошенников от искусства и умел полностью перевоплощаться в автора оригинала, мастерски воспроизводя его манеру письма. Во время работы он совершенно отказывался от своего собственного почерка, не оставляя экспертам ни малейших признаков, по которым его можно было бы опознать.
Вернувшись в свою мастерскую, Фредерика вспомнила прочитанную книгу и вдруг почувствовала, как по спине побежали мурашки от восторга. Благодаря Китингу все стало казаться возможным. Ее последняя картина была почти закончена, время было подходящее. Ведь можно по крайней мере попробовать, правда? Да и какая дочь не попытается помочь родному отцу? А если у нее не получится… Нет! Это сумасшествие!
Фредерика стояла, уставившись невидящим взглядом на свою картину, когда внезапно на нее упала какая-то тень. Девушка быстро обернулась, ожидая увидеть сокурсника, и столкнулась лицом к лицу с… ним.
Несколько секунд единственным, о чем она думала и что чувствовала, было ошеломляющее присутствие… мужчины. Потом ее ослепленный ум начал замечать детали. Это был высокий красивый мужчина, не просто красивый, а настоящий светловолосый Адонис. Глаза зеленовато-орехового цвета. Казалось, что он заполнил всю комнату своей мощной аурой и что на свете существуют только он и она.
Фредерика стояла совершенно ошеломленная. Ни один мужчина еще не производил на нее такого сильного впечатления. К тому же у нее никогда не было любовника, и не столько потому, что не представлялось возможности, а потому, что никогда не встречала мужчину, который заставил бы ее сердце сильно биться. Фредерика глубоко вздохнула. Чтобы удержаться на ногах, она прислонилась к стене.
Лоркан Грин увидел, как юная студентка внезапно побледнела и слегка покачнулась. Он протянул руку, чтобы поддержать ее. Когда он взял ее за руку, темные, глубокие бархатные глаза взглянули на него снизу вверх и странная дрожь пробежала по его пальцам, прошла по руке и застряла в сердце. Он пристально смотрел на девушку, изучая ее, как прекрасную картину.
Сначала Лоркан заметил ее волосы, и они напомнили ему полотна Тициана – масса тугих кудрей, водопадом струящихся по плечам. Если бы они не были собраны в хвост на макушке, то упали бы до середины спины.
Ему хотелось запустить в них руки, и от одной только мысли об этом пальцы его задрожали. Грин быстро убрал ладонь с ее руки.
Девушка была стройной как тростинка, с нежным, как персик, цветом лица. «Прекрасная, очень юная английская роза», – с сожалением подумал он. Она была слишком, слишком молода для него! Грин улыбнулся, больше себе и своим глупым мыслям, чем ей.
– Привет, – спокойно сказал он.
Ее бархатные выразительные глаза потемнели, и Грину пришлось сделать над собой усилие, чтобы отвести от них взгляд. Он тихо вздохнул.
– А, художница, как я вижу, – пробормотал он. – Все утро я встречался с граверами, скульпторами и фотографами. Рад встретить кого-то, кто разделяет мою страсть.
Фредерика заморгала.
– Что?.. – невнятно проговорила она. – Страсть?
В ее голосе смешались робость и нежность. Фредерике наконец удалось глубоко вздохнуть, и в голове ее постепенно стало проясняться.
Фредерика не разбиралась в мужской моде, но поняла, что этот легкий кремовый летний пиджак, надетый поверх темно-зеленой рубашки, куплен в дорогом магазине. Незнакомец был холеный, от него пахло дорогим одеколоном. Все в нем излучало мужественность. Он совершенно не походил ни на одного из ее знакомых мужчин. Ни на сельского джентльмена, как ее отец, ни на представителя художественной богемы, как ее коллеги-студенты.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67