В коридор выглянула Вера с чертежной линейкой в руке.— Ты чего ревешь? Обидел кто? Тося замотала головой: — Я сама че-человека одного обидела…— Ну и пусть твой человек плачет, ты-то чего заливаешься?—Не заплачет, он крепкий… А мне все равно жалко!— Совсем запуталась ты!— Подзапуталась, мам-Вера, — охотно согласилась Тося.— Ну, идем-идем, нечего тут сырость разводить. Вера обхватила Тосю за плечи и увела ее в комнату.А на улице Филя окликнул Илью, поравнявшегося с Камчаткой:— Чего ж ты? Сорвалось?Илья замысловато покрутил рукой в воздухе:— Осечка… Цену себе набивает!Филя разочарованно свистнул, ватага поднялась из-за укрытий и зашумела, заулюлюкала. Но, не видя перед собой Тоси, парни быстро затихли и окружили своих главарей. Самый маленький и плюгавый подошел к Илье и, клацая зубами от холода, взмолился:— Со-совсем з-зазяб… Ил-люха, с-ставь п-пол-литра!— Завтра, завтра!-досадливо сказал Илья и пошел прочь от ватаги.Филя оглядел закоченевших дружков, хлопающих себя по бокам, чтобы согреться.— Где Длинномер? — строго вопросил Филя тоном полководца, недосчитавшегося в своих рядах гвардейской части.Парни переглянулись. Филя пронзительно свистнул. Из-за дальнего сугроба вскочил задремавший было Длинномер и, ничего не соображая спросонок, забухал кулачищем в гулкую железяку.Филя сокрушенно покачал головой:— Ну и кадры!..Едва переступив порог комнаты, Тося тут же ринулась к Анфисиной тумбочке и впилась глазами в зеркало, беспощадно-придирчиво оценивая свою красу.— Мам-Вера, как ты думаешь, могу я кому-нибудь… это самое, понравиться?— Можешь… — равнодушно отозвалась Вера и склонилась над длинным листом миллиметровки, свисающим со стола.Повеселевшая Тося швырнула портфель под койку, скинула жиденькое свое пальтецо.— Задание из техникума? — почтительно спросила она, разглядывая непонятный Верин чертеж и гордясь тем, что живет в одной комнате с человеком, который разбирается в таких мудреных вещах.Вера молча кивнула.— А я бы заочно учиться ни в жизнь не смогла! — честно призналась Тося.— Это ж какую сознательность надо иметь: никто над тобой не стоит, а ты занимаешься!..Она смерила пальцами толстый корешок справочника, взяла линейку со стола, почесала у себя за ухом и торжественно объявила:— Мам-Вера, а ведь ты героиня!— Будет тебе ерунду-то молоть!..— А я говорю: героиня! — заупрямилась Тося. — Если б я была правительством, я бы всех, кто заочно учится, награждала: институт окончил — получай орден, техникум осилил — вот тебе медаль!— Смотри, прокидаешься, — предостерегла Вера. — Металла не хватит: нашего брата много…— Эх, ты! — пристыдила Тося. — Сама ты себя не понимаешь!Балансируя руками, как канатоходец, Тося прошлась по узкой половице, снова заглянула в зеркало, осталась довольна собой, закружилась и опрокинула табуретку.Вера с любопытством наблюдала за Тосей. А та вдруг помрачнела, подошла к окну и прижалась лбом к слепому зимнему стеклу.— Чего ты мечешься? — спросила Вера, —Двойку схватила?Тося презрительно отмахнулась:— Если бы!.. Понимаешь, один человек душу мне открыл, а я нечутко к нему подошла… Знаешь, как мы, женщины, иногда умеем! Как-то не по-женски даже…— Ну ничего, — утешила Вера. —Завтра улыбнешься своему человеку — и помиритесь.— Завтра?Тося глянула на ходики и вдруг, как была в одном платье, выбежала из комнаты, в два прыжка одолела коридор и выскочила на улицу в самую гущу снегопада.Илью она догнала уже возле мужского общежития.— Ты чего? — удивился Илья. — Простудишься, дуреха!— Илюшка, тебе плохо сейчас? — спросила Тося, снизу вверх виновато заглядывая ему в лицо.— Ничего, терпеть можно… — Илья скинул с себя тяжелое пальто и накрыл Тосю. — Да ты, никак, пожалела меня?— Немножко…Всякое бывало у Ильи с девчатами: его и любили, и ненавидели, и убивались по нем, и гнали прочь, и серной кислотой в глаза грозились плеснуть, —а вот пожалеть его еще ни одна девчонка не догадалась. И сейчас с непривычки Илья растерялся. Стыда за свой спор он не почувствовал: чего не было — того не было. Он даже и не подумал о споре — нужно было ему забивать свою голову разной ерундой. Ему просто смешно стало, что эта нецелованная зелень пожалела его, и в сердце без спросу шевельнулась признательная благодарность к Тосе. Что там ни говори, а все-таки приятно, когда тебя, здоровенного, жалеют, — по крайней мере, вот так неумело и необидно, как Тося пожалела его.А Тося напялила чужую просторную одежину себе на голову капюшоном, дотянулась подбородком до ближней пуговицы, пахнущей табаком, и спросила чуть-чуть лукаво, бессознательно требуя награды за свой самоотверженный поступок:—А теперь лучше?— Эх, повариха ты, повариха! Сама маленькая, а сердце…— Сердце как сердце… Тридцать третий размер! Рука Ильи привычно взлетела, чтобы обнять Тосю.Всем своим существом сердцееда он понимал, что главная преграда в Тосе рухнула и сейчас она не только позволит поцеловать себя, но и на Камчатку с ним пойдет. Но Илья вдруг усомнился, можно ли ему вести себя с Тосей так, как он обычно поступал с другими девчатами. Рука его замерла на полпути за спиной Тоси, повисела там, повисела, впервые в жизни устыдившись дешевой своей прыти, — и тяжело упала.— Беги домой, а то застудишься… — хмуро сказал Илья, не понимая себя сейчас и сильно подозревая, что валяет дурака.Тося побежала, обернулась, чтобы узнать, что там Илья поделывает без нее, оступилась на косогоре и шлепнулась. Она тут же вскочила и, припадая на одну ногу, держась за коленку, заковыляла к своему общежитию.Илья неподвижно стоял посреди улицы и смотрел ей вслед.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87