— с неумелой нежностью спросил Илья.Тося покачала головой. Илья стащил с себя теплый шарф и заботливо укутал ее горло.— Вот и еще один опекун объявился! — сказала Тося.А Илье захотелось вдруг сейчас же все рассказать Тосе о споре, чтобы ничто грязное из прежней его жизни не стояло больше меж ними. Этот дурацкий спор на каждом шагу мешал теперь Илье, отравлял всю его радость, дня единого не давал ему спокойно прожить на свете.Он откашлялся и совсем уж собрался покаяться перед Тосей в самом тяжком своем грехе, но увидел рядом с собой ее блестящие первым молодым счастьем глаза — и у Ильи язык не повернулся заговорить в такую минуту о споре. Это было все равно что исподтишка ударить Тосю в спину. «Потом как-нибудь…»—благоразумно решил Илья.Смеркалось, и Тося спешила в последние светлые минуты досыта налюбоваться диким лесом. Изредка, с трудом ворочая туго спеленатой шеей, она снизу вверх доверчиво смотрела на Илью, и тот каждый раз горделиво кивал ей головой с таким видом, точно сам собственноручно сотворил для Тоси всю эту сказочную лесную красу.А потом Илья как-то странно посмотрел на нее, и Тосе показалось, будто он знает про них обоих что-то очень интересное, а вот сказать почему-то не хочет. Тося терпеть не могла, когда люди ни с того ни с сего начинают вдруг секретничать, и спросила неодобрительно:— Ну чего ты? Вот человек!— Знаешь, я даже не думал, что такие девчата бывают! — признался Илья.— Какая-то ты такая…Он неопределенно покрутил растопыренными пальцами, не в силах найти нужное слово. Тося польщенно шмыгнула носом.— Такая-сякая?— Сначала ты мне только нравилась, а теперь… — Голос Ильи дрогнул. — Полюбил я тебя, Тось… И не хотел, а полюбил! Ты только не смейся…— Вот еще! — сказала Тося и прижалась вспыхнувшей щекой к ледяной стойке.Она искоса глянула на Илью, ожидая, что он ей еще скажет, чем порадует. А у того вдруг все слова вылетели из головы.— По-настоящему полюбил, понимаешь? — лишь повторил Илья и снова замолк.Он показался вдруг Тосе похожим на неуклюжего Сашку. Все ребята, видать, как до любви дойдет, — косолапые…— «Знаешь-понимаешь»… — обиженно пробормотала Тося и напомнила Илье:— Когда-то ты лучше говорил: «Увижу тебя — и праздник на душе, закрою глаза— и образ твой стоит передо мной!»Илья смущенно крякнул и пожалел, что так много говорил Тосе раньше.— Тогда я еще… глупый был! — покаялся он. — И слова те дешевые были, ты их забудь… Это теперь вот праздник у меня на душе! Знаешь, я ведь даже все недостатки твои люблю!— Какие там еще недостатки? — настороженно спросила Тося.Илья замялся, боясь обидеть самолюбивую девчонку.— Ну?! — потребовала Тося.— Нос у тебя немножко того… подгулял, — боязливо сказал Илья и тут же поправился: — Совсем чуть-чуть!Тося машинально провела кулаком по лицу, безуспешно пытаясь прижать вздернутый кончик носа. Самокритичное ее молчание придало Илье храбрости.— Ну, и рост… — Он кашлянул. — Средний… Знаешь, я даже думаю теперь, что никогда не смог бы полюбить высокую… На кой ляд мне такая каланча?Тося наклонила голову, целиком и полностью разделяя мнение Ильи насчет каланчи. Она ожидала, что после суровой критики ее недостатков Илья перейдет к восхвалению ее достоинств — ведь должны же у нее быть хоть какие-нибудь достоинства, не за одни же недостатки Илья полюбил ее, — но он опять замолчал.Все те привычные бесстыжие слова, которые Илья, не задумываясь, говорил прежним своим ухажеркам, Тосе сказать было никак нельзя, а других слов он просто не знал.— Эх, не умею я про любовь! — горячо пожалел он. — Хочешь, я лучше ради тебя с поезда спрыгну?!Илья шагнул к ступенькам. Тося испуганно схватила его за рукав:— Еще разобьешься!Она тут же отодвинулась от Ильи, огляделась вокруг и как бы заново увидела: затоптанную многими ногами неказистую тормозную площадку с лохмотьями древесной коры на полу, ржавое колесо тормоза, нацеленные на нее с соседней платформы торцы бревен, меченные фиолетовым Вериным мелком, и совсем близко от себя — несвежий ватник Ильи с прожженным у костра боком. Так вот, значит, как ей впервые в любви объяснились!Не умом, а всем своим существом Тося вдруг почувствовала неуловимую быстротекучесть времени. Не ухватить его за какой-нибудь хвостик секунды, не попридержать… И это в ее жизни уже позади! Питайся она одним кислым молоком и проживи на свете еще хоть двести лет — а первому объяснению никогда уж не бывать. Если посчастливится, ей могут объясниться во второй раз, в пятый, в двадцать… девятый. Больше, пожалуй, и не надо, ведь каждый раз придется что-то отвечать. Слишком хлопотное это дело.Раньше Тося была почему-то уверена, что, как только ей объяснятся в любви, вся жизнь ее сразу переменится. А сейчас она увидела, что все в общем-то осталось по-прежнему: с равнодушным железным грохотом катились колеса под полом платформы, по сторонам дороги в густеющих сумерках мелькали темные ели и серые расплывчатые березы. И даже собственный Тосин палец, порезанный сегодня на кухне и завязанный тряпочкой, все так же, как и до признания Ильи, мерз в рукавице.Тосе казалось, что Илья все напутал и объявил о своей любви совсем не так, как надо было. Слишком уж все произошло буднично и как-то между делом. А затрапезным своим видом Илья, сам того не подозревая, вконец испортил долгожданный Тосин праздник. Тося не была бюрократкой и не требовала, чтобы Илья ради такого торжественного случая вырядился в парчу и бархат, но и в ватнике с прожженным боком ему тоже, пожалуй, объясняться в любви не следовало…Илья пристально смотрел на Тосю, ожидая ответа. Ему теперь что:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87