— Тут… — счастливо ответил Ксан Ксаныч и пошлепал рукой по подсыхающему боку печки.— А мы рядом… — Семечкин повел головой в сторону.— Что ж, соседями будем. Добро пожаловать! — гостеприимно сказал Ксан Ксаныч и торжественно пожал руку маленькому трактористу.Надя вымыла пол, долго и тщательно вытирала его чистой тряпкой. Кажется, она больше всего боялась сейчас остаться без дела. А Ксан Ксаныч вдруг не на шутку встревожился:— Кончай, Надюша… Перебраться надо сегодня же, верней так-то будет! А то мало ли чего: начальство ненароком передумает или вселится нахрапом какой-нибудь проныра, попробуй потом его выселить…Он набил печь дровами, запер комнату и спрятал ключ в самый дальний и надежный карман.— Я побегу за раскладушкой, а ты иди собирай вещи. Сама не надрывайся, я зайду… Сегодня как-нибудь переночуем, а завтра в загс!Помолодевший от счастья Ксан Ксаныч сорвался с места и пропал в сизых апрельских сумерках. Зараженная его нетерпеньем, Надя быстро пошла по пустынной улице. Но чем ближе к общежитию подходила она, тем короче и нерешительней становился ее шаг, точно сильный встречный ветер мешал ей идти.Спрямляя дорогу, Надя пересекла пустырь позади Камчатки и вдруг отпрянула назад, спряталась за поленницу дров.— А северного сияния я так и не видела… — пожаловался голос Тоси.— Ничего, — пообещал голос Ильи, — на будущий год увидишь!Ветер раскачивал фонарь на углу улицы, и зыбкое пятно света бежало по грязному апрельскому снегу, выискивая что-то среди осевших сугробов. Вот любопытный пятачок вскарабкался на глухую стену общежития, скользнул вдоль старых почерневших бревен, беспощад» ным прожекторным лучом выхватил на миг из темноты Илью с Тосей, тесно сидящих на заветной завалинке. Тося зажмурилась от яркого света, стала совсем некрасивой и показалась Наде самозванкой, захватившей чье-то чужое место. А Илья смирно сидел рядом с Тосей и так преданно любовался сморщенным ее лицом, будто она была бог весть какой красавицей.Пятачок побежал вспять — и темнота спрятала от Надиных глаз счастливую парочку.В этот день в поселке переломилась весна: вечерний морозец попробовал было потягаться с теплым юго-западным ветром, но не совладал с ним и отступил. С крыши общежития падали последние сосульки, апрель бессонно точил сугробы, и если прислушаться, можно было разобрать, как оседал снег — с шорохом и стариковским кряхтеньем. А редкая капель еще не умела тенькать. Капли пулями впивались в ноздреватые сугробы и шуршали там юркими мышатами, разыскивая и пока еще не находя друг дружку.Тося поймала на лету мокрую сосульку, откусила кончик и протянула Илье:— Попробуй, сладкая!Илья послушно захрустел пресной льдинкой.— Сидим прямо как взрослые! — со смехом сказала Тося.Ей было так непривычно хорошо сейчас, что невольно хотелось как-то снизить свою радость, чтобы та не слепила ее.— А мы и есть взрослые, — немного обиженно отозвался Илья. — Хочешь, пойдем завтра и поженимся — и никто нам слова поперек не скажет.— Ну и семейка получится: Илюшка —¦ муж, Тоська — жена… Умереть со смеху можно!— Глупая ты еще… — нежно сказал Илья.— Вот моду взяли: как что не по-ихнему — так дурочкой обзывают. И мама-Вера, и ты… Поищи себе умную!— Да я ж любя… С тобой все время как на экзамене. Ох и трудная ты!. — Пойди легкую поищи!— А мне как раз такая, как ты, и нужна.— Тогда терпи! — посоветовала Тося.Илья попытался обнять ее. Она ужом выскользнула из его рук.— Ишь моду взял! Руки!— То-ось?..— Сиди смирно и любуйся моей красотой! Тося хмыкнула, торжествуя полную свою победу. Илья вновь попробовал поцеловать ее.— Ох и агрессор ты, Илюшка! — сказала Тося, высвобождаясь из его объятий,— Ну хоть так-то можно? — с великой надеждой в голосе спросил Илья и неуверенно положил руку на Тосино плечо..Тося подумала-подумала и милостиво разрешила:— Так можно…Затаив дыхание слушала Надя их горячий шепот и веселую возню.Ближний сугроб напитался полой водой, и капли стали тенькать. Сначала каждая капля звенела в свой колокольчик и не догадывалась слиться с соседней каплей. А потом в толще сугроба чисто и певуче пропела струйка, и в соседнем сугробе ей сейчас же отозвалась другая. Они послушали друг дружку, примолкли, и вдруг под спудом снега, пробуя голос, на милом детском языке несмело залопотал первый ручеек. Он тут же замер, придавленный осевшим сугробом, но через минуту зажурчал уже чуть погромче. И снова затих.Казалось, молодая, только что рожденная из талого снега вода все силилась и никак не могла припомнить, как вела она себя в прежних жидких своих существованиях, еще до того, как стать снегом, когда она низвергалась с заоблачной выси в ливнях, кипела в родниках, пересчитывала камни на перекатах, лениво струилась в степных реках, клокотала в турбинах электростанций, сонно плескалась в озерах, поила потрескавшуюся от засухи землю в оросительных каналах, ревела в морских Ураганах, винтом вздымалась к нему в смерчах и тайфунах, тяжко била в далекий коралловый берег крутой океанской волной…— Тоже мне, любовь называется! — разочарованно сказал Илья. — Ребята уже невесть что про нас болтают, а я тебя и не целовал ни разу… Узнают — засмеют!— Чихала я на твоих ребят, — отозвалась Тося.— И на меня?— Снова начинаешь, да? — пристыдила Тося. — Ох уж эти мне мужики! Неужели ты без этого самого поцелуя никак не можешь обойтись? Так-таки не можешь? Ты только не притворяйся!— Чудачка ты! — удивился Илья. — А зачем обходиться?Тося замялась:— Все вокруг целуются — так и мы давай наперегонки! Так, что ли, по-твоему?— Ну конечно! — обрадовался Илья.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87