Такое впечатление, что за каждым твоим шагом следят даже птицы. И весьма почтенные матроны тоже превращаются в сыщиков. «Беспроволочный телеграф» Керрита работал безотказно.
И мне бы не хотелось, чтобы мои нынешние перемещения становились предметом обсуждения. Так что надо было продумать, в какое время лучше всего добираться до залива. Наверное, самое подходящее – раннее воскресное утро, сразу на рассвете.
11
16 апреля, воскресенье. Я поставил будильник на пять часов, но проснулся сам в четыре тридцать: плохо спалось в эту ночь. Ванная в моем коттедже отсутствовала. Каждое утро я ходил купаться в море. И сегодня не изменил своей привычке, хотя еще стояли сумерки и темная холодная вода выглядела не очень заманчиво.
Залив казался относительно спокойным, но я знал, что во время прилива и отлива возникают опасные течения, с которыми шутить не стоит. Но я уже изучил их и холода тоже не боялся.
Добравшись до скал, я разделся, сделал легкую гимнастику, чтобы разогнать кровь. Оттуда, где я стоял, мне был виден викторианский дом полковника Джулиана. И в одном из окон горел свет. Это было окно в комнате Элли.
Наверное, она не спит, хотя, по заверениям врача, самочувствие полковника с каждым днем постепенно улучшалось. Каждое утро я заходил к ним: осведомиться о его здоровье. Он еще не настолько оправился, чтобы мы могли вести продолжительные беседы, но он явно шел на поправку. Ему доставляло радость, что теперь я выполню не завершенное им, хотя я считал, что он сам уже проделал всю необходимую работу.
И, глядя на светящееся окно, я думал: чем она занимается – читает? И если читает, то что именно? Элли для меня во многом оставалась загадкой.
Соскользнув с валуна, я вошел в воду. Начался отлив. Я доплыл до своей бухточки, оделся и вернулся в дом, где было еще холоднее, чем в воде.
Сначала, когда я обнаружил, что в доме нет ванной с горячей водой, я даже восхитился тому, что мне самому придется ее греть. Но потом высчитал, сколько котелков придется кипятить, и отказался от этой затеи. Я умывался и брился в тазике. Готовил еду на керосинке, вернее, то, что с трудом можно назвать едой. Повар из меня никудышный. Но все эти неудобства скрашивало то обстоятельство, что я мог наслаждаться тишиной и одиночеством. Мне нравился шум моря, на которое я мог смотреть прямо из окна, как я смотрел на него из дома тетушки Мэй. И мне нравилось встречать рассвет, смотреть, как медленно начинает розоветь небо, как солнце постепенно озаряет макушки деревьев в лесу Мэндерли.
Надев на себя все теплые вещи, которые привез с собой, я зашнуровал походные ботинки, спрятал журнал с заметками в укромное место и отправился в путь. Полковник Джулиан хотел, чтобы я осмотрел домик на берегу залива, но я не надеялся найти там что-нибудь важное и не верил, что кто-то недавно побывал в нем.
Я шел своим обычным путем вдоль берега. Местами тропинка выглядела непроходимой: она то упиралась в скалы, то скрывалась в воде. Но я уже знал, как обойти препятствия. В первый мой поход на это ушло довольно много времени. Но сейчас я шел быстрым шагом и вскоре уже мог видеть маленький городок как на ладони. В центре его возвышалась церковь с колокольней.
А впереди открывался вид на океан. Я не сомневался, что в такую рань не найдется никого, кто мог бы наблюдать за мной. Все еще спали. Только одна посудина застыла в центре залива. Несколько странно – ведь в воскресное утро обычно никто не выходил на рыбалку. Как и в моей родной Шотландии, это почиталось за грех.
Отойдя в укромное место, я достал бинокль и попытался разглядеть, кто находится на палубе. Но она была пуста. Лишь за штурвалом стоял, спиной ко мне и явно не обращая на меня внимания, шкипер с трубкой в зубах.
Наконец я дошел до тропинки, что уходила в лес. Отсюда меня не могли видеть со стороны Керрита даже в бинокль, и здесь я мог идти, не глядя под ноги. С опушки леса мне была видна полоса залива, принадлежавшего Мэндерли, и две высоких скалы, вздымавшиеся посередине. Мне хотелось как-нибудь дойти до них и взобраться наверх, но без соответствующего снаряжения это было бы рискованным делом.
В призрачном рассветном освещении эта часть Мэндерли оставляла сказочное впечатление. Обитатели леса – птицы и животные – чувствовали себя вольготно и не прятались при виде меня. Местные жители считали лес зловещим, но я не ощущал его скрытой угрозы.
Когда я приехал в Керрит, у меня было тревожно на сердце. Я не мог смириться со смертью Джулии и с горестными переживаниями Ника, не мог избавиться от собственного чувства вины, которое овладело мной в последние месяцы ее болезни. Вот почему я отправился в Керрит и занялся наконец поисками и расследованием, которые откладывал несколько лет, потому что они тоже требовали от меня известных душевных сил, я очень надеялся, что красота и уединенность этих мест исцелят меня. И постепенно я и в самом деле начал приходить в себя.
Показалась Счастливая долина, где Ребекка когда-то высадила азалии. Часть из них сохранилась, и в воздухе распространился особенный аромат. И, сопровождаемый этим тонким, едва уловимым запахом, я начал спускаться к заливу. Солнечные зайчики прыгали по волнам и слепили глаза. Зато именно отсюда отчетливо вырисовывалась темная полоса рифов, которые и таили в себе опасность для судов, входивших в гавань. Устроившись на валуне, я достал бинокль и начал вглядываться в эту темную полоску.
В жизни Ребекки оставалось много тайн, которые мне предстояло разгадать. И в первую очередь – обстоятельства ее смерти. Эти рифы тоже имели отношение к ее гибели. Если бы не они, яхту никогда бы не удалось найти.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153