Пока она улаживала стычки между кинозвездами и их соседями, которым совсем не хотелось выставлять свои дома на всеобщий обзор, теле­геничная внешность Кристины и ее ум привлекли к ней внимание. Не успела она и глазом моргнуть, как ей предло­жили стать корреспондентом одной из местных развлекательных телепрограмм. Ее материалы, выполненные на со­временный лад – чуть иронично и с юмором, стали пользо­ваться у зрителей большой популярностью. После некоторых усилий с ее стороны, Кристину Кэннон приглашают рабо­тать на одной из самых известных телепрограмм в Лос-Анджелесе. Через несколько дней она стала так же знаменита, как и те, о ком делала передачи.
Она умела угадать, кто станет популярным, еще до того, как появлялись видимые признаки «звездности». У нее были свои люди на всех артистических тусовках в радиусе двух­сот миль, в том числе и в полиции – от Малибу до Сан-Диего. Конечно, никто не был застрахован от неудач, но она могла заметить промашку сразу, мгновенно прикинуть, какими новостями можно поживиться, и чувствовала фаль­шивку, даже если она была пущена в свет с ее, Кристины, благословения.
Но когда ты сидишь на той самой кровати, что некогда делила с бывшим мужем, который в это самое время спит в спальне через холл со своей молоденькой, новенькой, с иго­лочки, женой, трудно думать о чем-нибудь другом, кроме как о том, что ты спишь одна, а он – нет.
Все, что Марина знала о месте своего пребывания, так это то, что они сейчас в Нью-Джерси. Местность по ту сторону тоннеля, проложенного под Гудзоном, была ей со­вершенно незнакома. Она точно знала, что Нью-Джерси лежит к западу от Манхэттена, и, пожалуй, на этом ее познания в области местной географии заканчивались.
Если бы они остановились в Манхэттене, она непремен­но нашла бы способ вернуться домой. Но увы, муж ее, может, и чудовище, но уж точно не дурак. Он сразу понял, что ее первая попытка к бегству далеко не последняя, и во избежание неприятностей поехал с ней куда-то к черту на кулички.
Вид нескончаемой трассы посреди пустыни вселял в нее отчаяние. Ей хотелось плакать. Но она твердо решила дер­жаться. Она и так часто распускала перед ним нюни, и все зря. Слезы были мощным оружием, и Марина мудро реши­ла не пускать их в ход, пока не будет уверена, что они произведут нужный эффект.
И все же помимо воли слезы затуманивали взгляд, и она отчаянно заморгала, не давая им пролиться. За каких-то два года жизнь ее резко изменилась.
Мать Марины погибла, отец воевал с ветряными мель­ницами, как тот доблестный рыцарь, который не мог по­нять, что мир уже не тот и не нуждается более в его благородстве. Никто на свете не понимал той тоски, что терзала ее сердце, тоски по дому, по родине, по человеку, с которым могла бы быть вместе. Она думала, что, вернув­шись туда, где родился ее отец, сможет найти себя и свое место в жизни, но и тут потерпела неудачу.
Наконец она встретила Зи. В нем воплощались лучшие качества мужчины: сила, мужество, преданность делу, ко­торое он ставил превыше всего и которое скоро стало и ее делом.
И еще он любил ее. Простую, ничем не примечательную девушку. Он угадал в ней главное – стойкую волю бойца и нежное сердце женщины.
За то время, что Марина провела с Зи, он не допустил ни единой ошибки. Ни в чем. Для него образ мыслей отца Марины, воспитанного по советским законам, был непри­емлем. Не для него был и путь, пройденный его, Зи, праде­дом, считавшим, что народ должен преклонять колени перед смертным только потому, что этот человек называет себя королем.
– Твой отец был рожден со скипетром в руке, – говорил Зи, и красивые губы его сжимались в тонкую гнев­ную линию. – Потребность распоряжаться судьбами лю­дей у него в крови. Мы боремся за тех, кто бессилен.
Марина не вполне понимала, что стоит за этим его вы­сказыванием, но Зи умел быть убедительным, и она любила его сильнее, чем что-либо или кого-либо в своей жизни.
Марина приподняла голову, взглянув на мужчину, кото­рый спал на груде одеял возле двери. Он не был ее мужем, он был ее тюремщиком, удерживающим ее рядом с собой помимо ее воли. Он был предан отцу Марины, но скоро он поймет, что с ней ему тоже придется считаться.
Джо проснулся на рассвете, ощущая ломоту во всем теле. В то время как Марина спала крепким молодым сном на двуспальной кровати, он, словно пес, приютился на ков­рике у двери, использовав собственный пиджак в качестве подушки. Теперь он даже распрямиться толком не мог. В довершение во рту было неприятное ощущение и гудела голова.
Зевая, Мак-Марпи потянулся. Еще одна ночь на полу – и он кандидат в пациенты невропатолога. Черт, подумал он, застегивая пуговицы на рубашке, еще одна ночь в этом доме – и он кандидат в постоянные клиенты психиатра.
Джо не был специалистом по вибрации, но он ясно ощу­тил особые токи, пронизывающие дом. Паранормальная активность? Немало времени он провел раздумывая над тем, нашел ли фотограф дорогу к спальне Кристины, после того как он оставил их одних. Каждый скрип половицы застав­лял разыгрываться воображение, и тогда он готов был за­дать этой чертовой крысе, фотографу, и Кристин заодно по первое число.
Джо встал и пошел в уборную. Не помешает заглянуть в хозяйскую спальню. Если она спит с фотографом, то луч­ше выяснить это сейчас, чем изводить себя дальше, гадая, так ли это. Черт побери, лучше приберечь силы для друго­го: надо хорошенько пораскинуть мозгами и придумать, куда упрятать Марину так, чтобы у нее не было неприятностей.
Джо сразу заметил, что еще одна гостевая спальня пус­тует. Он с тоской посмотрел на мягкую удобную кровать у стены.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89