И потом, если у тебя в доме имеется темная комнатка для проявки, почему бы ею и не воспользоваться, верно, Анжела? И я узнаю, на что он годится, и доложу тебе на тот случай, если ты вдруг сама захочешь попробовать, идет?
Спасибо тебе, Кэролайн. Ничего себе, славное начало дня. Гейл, которая знала и понимала все без слов, увидела, как я покраснела, и сжала мне руку.
– Все это полная чушь, дорогая, – шепнула она. – Он не такой. Точно тебе говорю.
Но это утешило меня всего секунд на пять. Потому что через пять секунд я вдруг подумала: а Гейл-то откуда это известно, черт побери?
Словом, все складывалось из рук вон плохо. А ведь я даже еще не переспала с Джошем. Похоже, мне предстоит утешиться самым долгим несостоявшимся романом в Лондоне.
Собственные же интересы Кэролайн сосредоточились, сколь ни удивительно, на Ренато. Она заявила, что просто обожает красивых итальянцев, что в их присутствии каждая женщина начинает чувствовать себя королевой. Меня так и подмывало намекнуть ей, что Ренато наверняка очень скоро поймет, что перед ним далеко не королева, что временами Кэролайн бывает просто ужасна и невыносима. И что к тому же он с достоинством сносит свое вдовство и блюдет девственность дочери. Очевидно, Кэролайн прежде всего прельстило обращение «миледи». Ренато был не так глуп, чтобы не сообразить, что только очень богатая женщина будет каждый день заказывать на ленч белые трюфели. К тому же интерес Кэролайн подогревали рассказы Ренато о том, что невдалеке от Сиены у него имеется ферма и маленький виноградник и что он ездит туда каждый год в августе. Август был не за горами. Кэролайн начала прозрачно намекать на утехи и радости, которыми она готова осыпать его, если он пригласит ее с собой. Но Ренато, похоже, не понимал, куда она клонит.
– Но, миледи, там все очень примитивно, вам не понравится… – протянул он как-то раз после уже совсем прозрачного и недвусмысленного намека.
Примитивно!. – воскликнула Кэролайн, вышагивая рядом со мной через площадь к магазину. – Это именно то, что мне нужно! Секс среди виноградных лоз! Спелые ягоды, раздавленные телами. Пот. Вино из кожаных фляжек. – (Я не стала уточнять, что кожаные фляги – чисто испанское изобретение.) – Цикады. Соловьи на рассвете! – (Какие в августе соловьи, Кэролайн?) – О Боже, обнаженная, ничем не прикрытая грубая похоть и жажда страсти в тосканской ночи! – (Не стала я упоминать и о том, что вся грубая похоть и жажда страсти в Тоскане сводятся к гуляньям пьяных туристов, завывающих по ночам дурными голосами: «О, sole mio!».)
– Ну а как же Патрик? – не без злорадства осведомилась я.
Кэролайн окинула меня изумленным взором.
– Патрик?! – Она точно в первый раз слышала это имя. – Да никак. Меня вообще мало волнует этот Патрик. С ним и в постели-то нечего делать. Надоел!
– Ну а дети? – не унималась я.
Снова изумление:
– А для чего, по-твоему, няньки, Анжела? И вообще, можно их всех скопом отправить куда-нибудь отдыхать. Ну, в санаторий, типа того. Там по крайней мере им будет весело, да и няньке предоставится прекрасный случай забеременеть. Разве не для этого предназначены санатории?
Тут вдруг она умолкла и выражение лица у нее смягчилось.
– Знаешь, если честно, то больше всего на свете мне хочется уехать куда-нибудь с тобой. Я страшно люблю тебя, а последнее время даже минутки не выдается потолковать по душам… – Я была растрогана и сжала ее руку, но Кэролайн вдруг громко расхохоталась. – Представь, целую неделю будем только сплетничать и разбирать наших приятельниц по косточкам! Но все это быстро надоест, и тогда можно будет пригласить любовников присоединиться к нам. Ну, как тебе идея? Давай поедем! Почему нет?
Тут наши сладкие мечты были прерваны появлением новой посетительницы. Мы, вежливо отступив от дверей, пропустили ее вперед.
– Danke schon , – сказала она. То была дама, одетая во что-то унылое и по-февральски серое.
Тут Кэролайн снова удивила меня, бегло заговорив по-немецки. Женщина принялась объяснять что-то, стыдливо пряча глаза от критического взора Кэролайн и нервно теребя пальцами край жакета. Все в ней казалось каким-то понурым и потухшим, а самоуничижительная манера держаться вызвала у меня желание взмахнуть волшебной палочкой и превратить несчастную в невидимку, избавив тем самым от мучений. Но Кэролайн невозмутимо подхватила ее под руку и увела в дальний конец помещения, где принялась готовить кофе. Минут пять они стояли, пили кофе, разговаривали, и женщина заметно расслабилась. А потом вдруг улыбнулась. И превратилась в красавицу.
Затем Кэролайн начала расхаживать по торговому залу, критически обозревая развешенную одежду, а дама, явно нервничая, ожидала ее у кофейной машины. Через минуту Кэролайн удовлетворенно кивнула и выдернула из ряда платьев туалет. Я покосилась на Гейл. Та в ужасе закрыла глаза. То был самый яркий и вызывающий прикид в магазине – платье от Брюса Олдфилда из тонкого шифона и шелка в огненно-красных тонах. Его сдала какая-то мексиканская танцовщица, сочтя, что юбка коротковата даже для нее. Гейл уже не раз мрачно заявляла, что платье вряд ли удастся продать.
Но у Кэролайн на сей счет не было никаких сомнений.
– Das ist est! – сказала она.
Немка в февральски сером наряде безропотно подчинилась и удалилась в примерочную. Кэролайн обернулась к Гейл.
– Это должно оживить королевских особ. Знаешь, кто она такая? Жена немецкого посла. И завтра ей надлежит быть на официальном приеме в Виндзорском замке.
К этому времени магазин наполнился покупателями, и мы с Гейл принялись обслуживать их. Кэролайн же нетерпеливо поджидала возле лестницы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129