Никаких более сильных слов мне на ум не приходило. Удивительно, что я и на эти-то оказалась способна.
– Как ты мог?! – Мой голос прерывался от волнения.
Петя продолжал есть.
Стало трудно дышать. Я подбежала к окну и открыла форточку. Он продолжал есть. Зацепил вилкой еще один кусок мяса и отправил в рот. Я судорожно вздохнула. И тут он неожиданно рявкнул:
– Сядь!!!
– Не хочу, – мотнула я головой.
– Меня не интересует, хочешь ты или не хочешь. Сядь, я сказал!
Я упала на табуретку. Он отставил тарелку, поднялся из-за стола, встал напротив меня, засунул руки в карманы и медленно заговорил:
– Не знаю, чего ты так раскочегарилась. Все так живут, и никто еще не умер от этого.
Я опять вскипела и попыталась встать:
– Но, Петя…
Он сильно сжал мое плечо рукой и придавил обратно. Наклонился близко-близко ко мне, так близко, что даже стал раздваиваться в моих глазах, и металлическим голосом произнес:
– Заткнись и больше не лезь, куда не требуется. Я тебя содержу, кормлю, одеваю. Работать захотела – я разрешил. От тебя же пользы не больше, чем от домработницы. Потому и веди себя как домработница, нехрен указывать, что мне делать.
И вышел из кухни. Я посмотрела ему вслед и тут вдруг увидела детей. Антошка с Леной стояли в большой комнате и оттуда таращились на меня.
– Вы давно здесь? – слабым голосом спросила я.
– С полчаса, – хором ответили оба.
С полчаса. Значит, они все слышали с самого начала. Так хотелось мне уберечь от всего этого детей и не удалось…
А дети все знали. Тогда, сразу после скандала, они конечно же промолчали и быстренько скрылись каждый в своей комнате. Петя ушел, бросив мне, что зайдет к соседу поговорить насчет ремонта машины. Я осталась на кухне одна, опустошенная и раздавленная. Машинально принялась перемывать посуду и отчищать плиту, а мысли беспорядочно метались в голове. Дети… как теперь быть с ними?
Петя вернулся поздно. Похоже, приняли у соседа по пиву. Я уже была в постели. Он лег, сразу повернулся ко мне спиной и быстро уснул.
На следующий день с утра все разбежались кто куда: ребятишки – в школу, Петя – на работу. Я решила, что мне все-таки следует поговорить с детьми. Не маленькие уже, негоже делать вид, что ничего не произошло – это все равно что врать. А врать мне, как известно, никогда не удавалось. Лена вернулась из школы первой, с нею с первой я начала этот нелегкий разговор.
– Мама, – снисходительно глядя на меня, сказала дочка, – подумаешь, с кем не бывает?
– Что ты имеешь в виду? – не поняла я.
– Ну то, что у папы есть пассия. Подумайте, «пассия»! И это говорит шестнадцатилетняя девочка!
– Но папа предал нас, – стала объяснять я Лене.
– Ой, не говори чепухи! – поморщилась она. – Никого он не предавал. Он же не бросил нас, так, только проводит время с этой девушкой.
– И тебя это никак не беспокоит?
– Абсолютно! – пожала она плечами. – От этого же ровным счетом ничего не изменилось в нашей жизни.
– Но… – я растерялась, – это же неправильно.
– Понимаю, мамулечка, – она жалостливо посмотрела на меня, – тебе, наверное, обидно, но ведь папа с тобой разводиться не будет, это уж точно. Что же ты переживаешь?
– Разве дело только в том, разведется он со мной или нет?
– А в чем еще? – искренне удивилась дочь.
И удалилась в свою комнату. Слышно было, как щелкнула клавиша магнитофона, и по квартире полились звуки рэпа. Я буквально рухнула на табуретку. Что это: подростковый эгоизм, когда все, чем интересуется ребенок, – это только его собственная персона, на остальное ему наплевать, или осознанный выбор дочери между отцом и матерью? Девочки традиционно ближе к отцам. Хотя отношения между Петей и детьми всегда складывались достаточно отстраненные, он почти не занимался ими – росли они рядом с ним, и ладно, большее его не интересовало. Я так за все эти годы и не поняла: а что вообще нужно ему в этой жизни? Что может захватить его целиком, без остатка? Казалось, все, что окружало его, не вызывает в нем особых переживаний. Может, он просто из такой породы людей, которым незнакома страсть к чему-либо, – вот и живет себе ровненько, без потрясений. Поэтому и особой любви к Леночке, гордости за нее я в нем тоже не замечала. Но это не могло помешать дочке принять сторону отца просто потому, что девочки – они все же ближе к отцу, чем к матери.
Антошка… Мальчик мой… Всегда был маминым сыном. Сейчас, конечно, возмужал – на следующий год им уже поступать, вот предстоит хлопот! Но это приятные хлопоты: видеть, как твои дети, которые еще совсем недавно были малышами, взрослеют и выходят в самостоятельную жизнь.
Антошка вернулся с секции по баскетболу часов в шесть. Скоро должен был появиться и Петя, если, конечно, не задержится нигде. Лена убежала к подружке. Дома было тихо, лучшего времени поговорить с Антошкой нельзя было и представить. Вот только успеть бы до того, как все опять соберутся. Мне почему-то хотелось добить этот вопрос, может, я боялась, что отложи я его хоть на чуть-чуть, и у меня уже духу не хватит? Как знать. Я усадила Антошку кушать, еле дотерпела до того момента, когда он стал наливать себе чай (не портить же сыну аппетит нашими взрослыми проблемами), и наконец спросила:
– Антош, с тобой можно поговорить?
– О чем? – Он поднял на меня глаза. Видимо, что-то прочел на моем лице и тут же скис. – Что, о вчерашнем?
– Да, о вчерашнем. Ты знаешь… – начала я.
– Мам, – прервал он меня, – ну о чем тут разговаривать? Понятно, тебе неудобно, что мы с Ленкой услышали ваш разговор. Ну, случилось так случилось. Что ты мучаешься?
– Я мучаюсь оттого, что не знаю, как мы теперь будем жить дальше.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73