И все! На этом великое чувство, переполнявшее меня сейчас, сгинуло бы без следа. Утонуло в практических замыслах и-планах.
Но чувству моему ничего подобного не грозило. Я отдавалась течению, была нежной и внимательной, сговорчивой и всепрощающей. Алекс иногда изумленно смотрел на меня, странное что-то мелькало в его глазах. Я не спрашивала, о чем он думает. Не хотела расковырять что-нибудь такое, что может испортить мне все. Я хотела праздника. И он у меня был.
Мы встречались почти каждый день. Пили кофе, болтали, фотографировали, ездили на водохранилище, делали пробежки в парке. Иногда Алекс оставался ночевать у меня (да-да, это случилось, но ведь к этому все и шло, верно?). Иногда я оставалась у него. Каждый раз, когда попадала к нему домой, я невольно искала глазами следы присутствия в его жизни другой женщины. Фотографии, забытые ею вещички, вторую зубную щетку в стаканчике в ванной комнате. Ничего. Сначала это удивляло меня, потом я выкинула все из головы. Не стоило время тратить на пустяки. Их отношения – это их отношения, не мое дело. Мое же дело – продлить себе праздник.
Но, как любой праздник, он должен когда-то закончиться, как ни затягивай его.
– Я беру отпуск, – сообщил мне Алекс 6 декабря.
Вот оно. Я заложила руки за спину, чтобы унять дрожь.
– Везет.
– Угу, – кивнул он.
– Когда? – спросила я, стараясь, чтобы мой голос звучал ровно и не сильно заинтересованно.
– Со следующего понедельника, – ответил он.
Я взглянула на него. Что хотела увидеть? Грусть-печаль в его глазах? Или, наоборот, предвкушение радостных перемен? Все равно было слишком темно, чтобы разглядеть что-нибудь. Мы возвращались из кино. Под ногами скрипел снег. Мороз пощипывал нос и щеки. Отпуск в середине декабря – нонсенс. Ясно, для чего он его берет. Я молчала. Он тоже. До моего дома оставалось каких-нибудь двести метров. Мы прошли их в полном молчании. Я чувствовала, что Алекс изредка посматривает на меня, но делала вид, что ничего не замечаю. Я знала, он ничего не станет рассказывать сам о предстоящем отпуске, если не задавать ему вопросов. У него была такая странность. Вот если бы я спросила: «Куда едешь?» – или что-нибудь еще в таком же духе, он, возможно, и рассказал бы все. Но сам – никогда. И это сейчас было мне на руку. Я не хотела ничего знать. Я достаточно уже знаю. Достаточно для чего? Чтоб не хотеть знать больше.
– Увидимся? – как обычно, спросил он, стоя у моего подъезда.
– Конечно.
– Завтра? – улыбнулся он.
– Можно завтра, – опять кивнула я.
– Тогда я пошел думать, как тебя завтра развлечь. – Он наклонился и коснулся губами моей щеки.
– Удачи, – пробормотала я, повернулась и вошла в подъезд.
Как сомнамбула поднялась на третий этаж, открыла дверь, вошла в коридор, не раздеваясь, села на пол и заплакала.
Я знала, что так будет, и все равно не была готова к этому. Слезы лились и лились. Казалось, гормон радости, хозяйничавший во мне все это время, внезапно превратился в полную свою противоположность и теперь безудержными потоками выплескивался из моих глаз. Промочил два носовых платка. Смыл всю тушь, которая покупалась как водостойкая. Изменил мое лицо до неузнаваемости.
Я плакала минут двадцать. Когда поток слез иссяк, встала, стянула с себя шубу, сапоги и отправилась умываться.
А после, напившись чаю, пододвинула к себе телефон и позвонила знакомой риелторше в Москву.
Она выслушала меня и сказала:
– Это будет пригород.
– Я понимаю, – ответила я.
– Может быть, не близкий.
– Хорошо.
– Или можно попробовать долевое строительство, – предложила она.
– Наверное, не стоит. Хочу сразу въехать и сразу жить.
– Ладно, – ответила она. – Говори свой е-мейл, я подберу что-нибудь и сброшу. Посмотришь.
– Я же не завтра покупаю.
– Понятное дело, – сказала она. – Сброшу для примера, чтоб ты понимала, на что можешь рассчитывать.
– Спасибо.
– На здоровье, – рассмеялась она. – У вас холодно?
– Минус двадцать четыре, – ответила я, взглянув на градусник за окном.
– Круто! Как вы там живете, не понимаю!
– Привыкли, – усмехнулась я. – Это еще не морозы. Так, разминка.
– Обалдеть! – выдохнула она, и мы распрощались.
Я повесила трубку, встала, налила еще чаю, взяла булочку и побрела в гостиную. «Все придется продать, – мелькнула мысль. – Мебель, посуду, ковры. Кому нужна моя посуда? Значит, придется бросить, раздарить». Рациональный человек во мне оживился и запротестовал: «А на новом месте все покупать заново? Не слишком ли расточительно?»
– Не слишком, – вслух произнесла я.
Слишком расточительно тащить в Москву свою старую жизнь, чтобы потом, взяв в руки ту или иную вещь, предаваться воспоминаниям, подвисать на них, грустить? Нет, увольте. Так, а куда девать книги?
* * *
Анька смотрела на меня как на тяжелобольную.
– Нельзя же так убиваться, когда кто-то уезжает в двухнедельный отпуск, – сказала она на третий день после Алексова отъезда. – А как жены моряков? Они по полгода своих мужиков не видят.
Она думает, что я так переживаю невозможность видеть его каждый день. Если бы она знала… Если бы представляла, что на самом деле творится во мне внутри. Думаю, она бы просто убила меня. Орала бы, что я – дура, что все мужики – сволочи и так далее и тому подобное. Трудно не согласиться с ней. Я – законченная идиотка, а Алекс – изрядный мерзавец. Хорошая парочка, не находите? Благо, эти амплуа с нами не на всю жизнь. Пройдет полторы недели, и Алекс превратится в добропорядочного семьянина, а я, я – в беглянку.
Алекс, как ушел в отпуск, не объявлялся. В городе он или уехал – я не знала. Может, они уже поженились, а может, наоборот, сначала отправились в свадебное путешествие.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73